"Глеб Морев. Критическая масса, № 1 за 2006 " - читать интересную книгу автора

шатание", если воспользоваться идеологической формулой, еще вчера
прозвучавшей бы в лучшем случае издевкой. (К проблеме идеологии надо бы еще
вернуться, в том числе и в разрезе "идеологии художественной формы". Пока
что отметим мимоходом, что 1990-е прошли под знаком "конца идеологии",
распада экзистенциальных территориальностей и аксиоматик, торжества частного
над общим во всех сферах, солидарного ухода от солидарности, по удачному
выражению Артема Магуна; это важно - как исторический фон, формировавший
умонастроение поэта и той среды, из которой он вышел. Таков в общих чертах
background.) А что же литература?

а литература предала читателя а может и наоборот - читатель предал
литературу - он обменял ее на вульгарные развлечения дешевые приключения
переключения политика мистика

психология

компьютер кинематограф пляски святого Витта дикие судороги обреченных
на краю преисподней огненной геенны кипящей и я думаю что взаимное
предательство произошло

Тут важно, кто говорит, откуда (и, разумеется, как). В отличие от
сходных - по смыслу - сетований и инвектив, частенько раздававшихся в те же
1990-е со страниц толстых журналов, стремительно терявших тиражи и
символический вес, инвектив, исходивших от бывших властителей дум, махровых
"логоцентристов", здесь говорит человек совсем другого контекста, другого
поколения. У которого вроде бы не должна болеть голова по поводу таких
смешных категорий, как "литература" или, тем более, "предательство". И не
потому только, что это поколение без труда вросло в новые медиа и
доминирование аудиовизуальной культуры, в ущерб традиционной письменной,
воспринимает как должное. Как изящно написал в своей рецензии на первую
книгу Медведева "Все плохо" (из нее и взята вышеприведенная цитата) Николай
Кононов: "Пишущие молодые люди простодушно и нелукаво вдруг стали
акционерами, сценическими деятелями, престидижитаторами, диджеями и даже
наперсточниками. Этот контекст воистину свеж" 1. Для полноты картины к этому
списку надо добавить тех, кого прямо называет в своих текстах Медведев:
"молодую буржуазную интеллигенцию", дизайнеров, фотографов, журналистов,
копирайтеров, завсегдатаев модных клубов, "бобо" (буржуазию + богему). И вот
номинально от лица этой новой публики - но и ей же в лицо - выступает
Медведев. Мобилизуя соответствующие средства, чтобы проняло (вспоминается
фраза Флобера: "литература для меня уже не более чем искусственный фалл,
которым меня пялят, а мне даже не кончить" 2). Проняло. Но... "Пишешь, чтобы
тебя любили, но оттого что тебя читают, ты любимым себя не чувствуешь;
наверное, в этом разрыве и состоит вся судьба писателя" 3.
Слишком ладно все сошлось, благополучно совпало в книге с
неблагополучным названием. Начиная от нескромного предисловия Дмитрия
Воденникова (впрочем, сегодня оно читается несколько иными глазами) и
заканчивая приемом, оказанным самим текстам, очень дозированным, очень
ловким, балансирующим на самой грани. Даже унифицированный, строгий
графический рисунок стихотворений, корсетом стягивающий готовую пойти
вразнос речь, выглядит как магический кристалл, оберег, страхующий от срыва.