"Альберто Моравиа. Я и Он " - читать интересную книгу автора

в моем головокружительном чувстве к Ирене, таком внезапном, таком
вдохновенном, таком умопомрачительном, что благодаря ему я встал с дивана,
обошел стол, опустился на колени, обхватил ее ноги, и все это - вот
загадка! - совершенно безотчетно? И не станет ли это новое чувство первым,
пока еще робким шагом к моему раскрепощению? Тому самому раскрепощению, что,
словно драгоценный дар, я уже полгода по крупицам собираю для "моего" фильма
и что вопреки моей воле вдруг воплотилось в образе Ирены? От этой мысли я
изо всех сил прижимаюсь к ее ногам; мои руки обнимают их с таким отчаянием,
с каким руки утопающего обнимают сломанную мачту тонущего корабля. Да, я
угадываю собственное раскрепощение в моем - как бы это сказать? -
ариэлевском чувстве. И, судя по всему, это чувство дает мне основания
полагать, что "он", мой коварный гонитель, наконец-то смирился с
неизбежностью сделать то, что является попросту "его" долгом, а именно -
исчезнуть.
Думая об этом, я по-прежнему стою с закрытыми глазами. Чувствую, как
Ирена ласково проводит по моей голове ладонью, и мысленно ликую: сомнений
нет, я люблю Ирену, Ирена любит меня, а "он" повержен - окончательно,
навсегда. Тем временем рука Ирены далеко не безобидно спускается с моей
лысины на щеку. Тут следует сказать, что у меня особо чувствительное ухо; к
тому же оно как будто напрямую соединено с "ним". Ирена легонько касается
пальчиком моего левого уха; по спине немедленно пробегает дрожь; и вот уже,
к моему великому огорчению, я слышу, как муторный голосок этого подлого типа
поздравляет меня: "- Молодчага, хвалю, так держать! Вот это я понимаю: во
всеоружии перешел в наступление на любовном фронте. А ведь до чего верно
рассчитал: когда все уже сказано, только любовь, настоящая или мнимая -
неважно, позволяет добиться большего, дает нам возможность быстро и точно
попасть в цель. А теперь, когда первый оборонительный рубеж покорен,
перейдем к штурму крепости, лобовой атакой и без всяких там уловок. Значит,
так, проталкивайся лбом между ее коленями, настырно раздвинь их одним
напором лица, чтобы потом, в порыве страсти, сразу оказаться, так сказать,
уста в уста. Не робей, как прорвешься, все будет в лучшем виде, положись на
меня".
Чувствую, что "он" не прав. Чувствую, что "он" все погубит. Чувствую,
что из-за этого "положись на меня" я снова сяду в лужу. Чувствую, наконец,
что "он" не имеет ничегошеньки общего с тем неподдельным, истинным порывом,
который заставил меня кинуться к ногам Ирены. И все равно, несмотря ни на
какие предчувствия, мой злой гений берет верх. Не разжимая объятий, начинаю
осторожно, незаметно протискиваться лбом меж ее колен: тем самым я как бы
подбиваю Ирену на стихийную, почти добровольную уступку. Однако колени не
поддаются, наоборот - смыкаются еще тесней. Тогда я откровенно хватаю их
двумя руками и, налегая всем телом, пытаюсь что есть мочи разомкнуть.
Происходит то, что я и предполагал. Ирена вовсе не собирается уступить и
"положиться" на "него". Вместо этого она со всей силы больно бьет меня
коленом прямо по лицу. Я отлетаю на пол и шарахаюсь спиной об стол. Но Ирене
этого мало: уже не так яростно, скорее презрительно она наносит мне в
придачу удар в плечо.
Затем с серьезным видом, сухо и неприязненно произносит: - Сиди смирно
и не шали. Не то получишь коленом под зад.

IV. ПРИШИБЛЕН!