"Дэниел Моран. Изумрудные глаза " - читать интересную книгу автора

прямоугольник с встроенной внутрь непроявленной фотопленкой.
У меня и в мыслях не было ничего дурного. Я уже приготовился проделать
свой незамысловатый трюк. Однако Родригес неожиданно замер посреди
предбанника и загородил мне проход. Я надеялся, что эта задержка займет не
более мгновения, не дольше. Сейчас он сделает шаг вперед, нажмет педаль в
полу, внешние створки разойдутся, потом закроются, и я смогу продолжить
путь. Тоже нажму педаль - и вперед. Для тех, кто находился внутри, это
будет выглядеть так, словно створки сами собой открылись, затем закрылись;
такое часто происходит с их достаточно примитивной техникой, и никто не
стал бы поднимать тревогу. Ну, сработали вхолостую, и бог с ними.
Однако Хорхе Родригес продолжал торчать в дверях. Мгновения текли
невыносимо медленно, если принять во внимание мою личную временную шкалу.
Более того, он вдруг сделал шаг назад. С издевательской неторопливостью
сунул руку в карман комбинезона, вытащил маленький белый цилиндр и сунул
его в рот. Тесное помещение не могло вместить нас двоих, так что мне, чтобы
не выдавать своего присутствия, пришлось вжаться в угол, затем
переместиться вперед. Статичное положение сразу отбрасывает меня в область
видимого спектра.
Сначала мои перемещения вызвали лишь легкий ветерок в предбаннике.
Дальше еще хуже - Родригес с невыразимым сладострастием выпустил дым изо
рта и носа и опрометчиво оперся спиной о задние двери, через которые я
хотел проскользнуть внутрь. Он еще раз выпустил дым - этот процесс,
противный, даже отвратительный, называется "курение". Вам, должно быть,
приходилось с ним сталкиваться. Что он курил - табак или марихуану, две
самые распространенные отравы в тот период, - я не знал. И знать не хотел.
Меня куда больше интересовал вопрос, сколько он будет тянуть этот набитый
дерьмом цилиндрик. По опыту я мог предположить, что это "курение" продлится
не менее минуты-другой. Ясно, что так долго я не мог выдержать.
Пришлось погрузиться в местное время.
Для меня этот переход длился не более мгновения. Для Родригеса еще
короче. Представьте его изумление, когда я, материализовавшийся, предстал в
виде неподвижной, напоминающей статую фигуры. Виден я был не более секунды.
Однако он успел разглядеть меня. Его глаза широко открылись, изумление
быстро сменилось ужасом. Его губы начали раздвигаться - вероятно, он
собрался закричать. Меня охватил страх, и я, не соображая, что делаю,
коснулся пальцами его лба и погрузил Родригеса в сон. Постарался проделать
это как можно деликатнее, ведь сон-то мог оказаться вечным. Тело его
обмякло, намерение закричать выродилось в слабый выдох. Вероятно, последний
в его жизни...
Родригес начал оседать на пол, но не успел. Я подхватил его и вытащил
в коридор. Затем, в последние мгновения его сознания, еще мерцающего в
присущей ему оконечности времени, я стер в голове Хорхе Родригеса всякое
воспоминание обо мне и вернулся в предбанник, где произошло несчастье.
Здесь нажал на педаль. Створки, ведущие в лабораторию, раздвинулись. Я еще
раз скользнул в быстрое время и проник в рабочую зону.
К сожалению, пока мы находились в предбаннике, идентификационный
значок, приколотый к одежде Хорхе Родригеса, почернел. Я успел прожить
тысячу таких жизней, какая была дарована Родригесу, и излучения моего тела
вполне хватило, чтобы засветить пленку.