"Ги Де Мопассан. Мадмуазель Перль" - читать интересную книгу автора

впрочем, так никто и не обнаружил, все рассказывали такого рода случаи,
когда приходилось обращаться к врачу.
А я подсел к мадмуазель Перль и стал всматриваться в нее, снедаемый
жгучим любопытством, любопытством, превращавшимся в пытку. В самом деле,
когда-то она, несомненно, была очень хороша; у нее были кроткие глаза,
такие большие, такие ясные и так широко раскрытые, что, казалось, она
никогда не смыкает их, как прочие смертные. Но платье на ней, типичное
платье старой девы, было довольно смешное; оно портило ее, хотя и не
придавало ей нелепого вида.
Мне казалось, что я читаю в ее душе так же легко, как совсем недавно
читал в душе Шанталя, что передо мной от начала до конца проходит вся ее
жизнь, жизнь тихая, скромная, самоотверженная; но я чувствовал
потребность, непреодолимую потребность задать ей вопрос, узнать, любила ли
и она его и так ли любила, как он, страдала ли она, как и он, долгим,
тайным, мучительным страданием, которого никто не видит, о котором никто
не знает, о котором никто не догадывается, но которое прорывается ночью, в
одиночестве темной комнаты. Я смотрел на нее, я видел, как бьется ее
сердце под корсажем со вставкой, и спрашивал себя: неужели это чистое,
кроткое создание каждый вечер заглушало стоны влажной, мягкой подушкой и,
сотрясаясь от рыданий, лихорадочно металось по жаркой постели?
И я тихонько сказал ей - так делают дети, когда ломают игрушку, желая
посмотреть, что там внутри:
- Если бы видели, как сейчас плакал господин Шанталь, вы бы его
пожалели. Она вздрогнула:
- Что? Плакал?
- Да, плакал, и еще как!
- Но почему?
Она была очень взволнована.
- Из-за вас, - ответил я.
- Из-за меня?
- Ну да! Он рассказывал мне, как горячо он вас когда-то любил и чего
ему стоило жениться на кузине, а не на вас...
Мне показалось, что ее лицо сразу осунулось; ее глаза, обыкновенно
такие ясные и так широко раскрытые, внезапно смежились, да так плотно, что
можно было подумать, будто они сомкнулись навеки. Она соскользнула со
стула и медленно, тихо опустилась на пол, словно упавший шарф - Помогите!
Помогите! Мадмуазель Перль дурно! - закричал я.
Госпожа Шанталь и ее дочери бросились к ней, и пока они сновали взад
и вперед с водой, уксусом, салфеткой, я взял шляпу и незаметно вышел на
улицу.
Я шел большими шагами; сердце мое было в смятении, душу терзали
сожаления и угрызения совести. И в то же время я был доволен собой: мне
казалось, что я совершил нечто похвальное и необходимое.
"Правильно я поступил или не правильно?" - спрашивал я себя. Любовь
засела у них в сердцах, как пуля в затянувшейся ране. Может быть, с этого
дня у них станет легче на душе? Теперь уже поздно вновь переживать
любовные муки, но есть еще время для того, чтобы с нежностью вспоминать о
них.
И, быть может, будущей весной, как-нибудь вечером, они, взволнованные
лунным лучом, который упадет сквозь ветви деревьев на траву у их ног,