"Ги де Мопассан. Трус" - читать интересную книгу автора

Что за глупая история! Он взял раскрытый перочинный нож, оказавшийся у
него под рукой, и проткнул напечатанное имя, словно заколол кинжалом живое
существо.
Итак, надо драться! Что же выбрать - шпагу или пистолет? Оскорбленной
стороной он, разумеется, считал себя. Со шпагой меньше риска, но, выбрав
пистолет, он скорее вынудит противника отказаться от дуэли. Дуэль на
шпагах редко имеет смертельный исход: взаимная осторожность всегда мешает
противникам приблизиться друг к другу настолько, чтобы острие могло
проникнуть глубоко. Избрав пистолет, он подвергает свою жизнь серьезному
риску, зато может случиться, что он с честью выйдет из положения без
всякой дуэли.
Он произнес:
- Надо быть твердым. Он струсит.
При звуке собственного голоса он вздрогнул и оглянулся. Несомненно, у
него разыгрались нервы. Выпив еще стакан воды, он разделся и лег спать.
Очутившись в постели, он тотчас погасил свечу и закрыл глаза.
Он думал:
"Делами я могу заниматься весь завтрашний день. А сейчас надо
поспать, чтобы успокоиться".
Под одеялом было очень тепло, но он никак не мог уснуть. То и дело он
менял положение: минут пять лежал на спине, потом поворачивался на левый
бок, потом ложился на правый.
Его все еще мучила жажда. Он встал, выпил воды. И вдруг встревожился:
"Неужели я трушу?"
Почему его сердце начинало яростно колотиться при каждом знакомом
звуке, раздававшемся в спальне? Когда часы собирались бить, он вскакивал
уже при слабом скрипе пружины и несколько секунд ловил ртом воздух, потому
что у него перехватывало дыхание.
Он начал обсуждать сам с собой такую мысль:
"Возможно ли, чтобы я трусил?"
Нет, конечно, он не трусит, поскольку он решился идти до конца,
поскольку у него есть определенное, твердое намерение драться, не
отступать. Однако он чувствовал в душе такое глубокое смятение, что задал
себе вопрос:
"А может человек трусить вопреки самому себе?"
И сомнение, беспокойство, страх овладели им. А что если сила, более
могучая, чем его воля, властная, непреодолимая сила покорит его? Да, что
случится тогда? Разумеется, он пойдет к барьеру, раз он так решил. Но если
он задрожит? Или потеряет сознание? И он начал думать о своем положении, о
своей репутации, о своем имени.
Вдруг у него явилось странное желание встать и посмотреться в
зеркало. Он снова зажег свечу. Он с трудом узнал свое лицо, отразившееся в
гладкой поверхности стекла, как будто никогда до сих пор не видел себя.
Глаза показались ему огромными, и он был бледен; да, он был бледен, очень
бледен.
Он долго стоял перед зеркалом. Высунул язык, точно желая проверить
состояние своего здоровья, и вдруг, словно пуля, его пронзила мысль: "Быть
может, послезавтра в этот час я буду мертв".
И его сердце снова бешено забилось.
"Быть может, послезавтра в этот час я буду мертв. Вот этот человек -