"Ги де Мопассан. Наследство" - читать интересную книгу автора

Лезабль уверенно осушил бокал и, поставив его на стол, заметил:
- Как видите, я не сплоховал.
Затем, обратившись к Корали, он сказал:
- Теперь дело за вами, мадмуазель!
Кора пригубила вино, но тут раздались возгласы:
- Королева пьет! Королева пьет!
Она покраснела и, засмеявшись, отставила свой бокал.
Конец обеда прошел очень весело. Король усердно ухаживал за королевой.
После десерта и ликеров Кашлен объявил:
- Сейчас уберут со стола, и станет просторней. Если нет дождя, можно
побыть на балконе.
Было уже совсем темно, но Кашлену очень хотелось показать гостю вид,
открывавшийся сверху на Париж.
Отворили застекленную дверь. Повеяло сыростью. Воздух был теплый,
словно в апреле, и, перешагнув через порожек, все вышли на широкий балкон.
Можно было различить только туманное сияние, реявшее над огромным городом
подобно лучистому венчику, какие рисуют над головами святых. Кое-где свет
казался более ярким, и Кашлен принялся объяснять:
- Глядите, вон там сверкает Эден. А вот вереница бульваров. Их сразу
отличишь! Днем отсюда открывается великолепный вид! Сколько ни путешествуй,
лучше не увидишь.
Лезабль облокотился на железные перила рядом с Корой, которая молчаливо
и рассеянно глядела в темноту, внезапно охваченная тоскливым томлением,
порой наполняющим душу. Мадмуазель Шарлотта, опасаясь сырости, вернулась в
столовую. Кашлен продолжал разглагольствовать, указывая рукой, где находятся
Дом инвалидов, Трокадеро, Триумфальная арка на площади Звезды.
Лезабль спросил вполголоса:
- А вы, мадмуазель Кора, любите смотреть отсюда на Париж?
Она вздрогнула, словно очнувшись, и ответила:
- Я?.. Да, особенно по вечерам. Я думаю обо всем, что происходит там,
внизу. Сколько счастливых людей и сколько несчастных в этих домах! Как много
бы мы узнали, если б все могли увидеть!
Он придвинулся к ней, так что их плечи и локти соприкасались.
- При лунном свете зрелище, должно быть, волшебное.
Она сказала очень тихо:
- О да! Словно гравюра Гюстава Доре[2]. Какое было бы наслаждение
подолгу бродить по этим крышам!
Лезабль стал расспрашивать Кору о ее вкусах, заветных желаниях,
радостях. Она отвечала без всякого стеснения, как разумная, рассудительная и
не слишком мечтательная девушка. Лезабль обнаружил в ней много здравого
смысла, и ему вдруг захотелось обвить рукой этот полный упругий стан и
медленно, короткими поцелуями, словно маленькими глотками, как смакуют
хорошее вино, впивать свежесть этой щечки, вот здесь, у самого ушка, на
которое падал отсвет лампы. Он почувствовал влечение, взволнованный этой
близостью, охваченный жаждой созревшего девственного тела, смущенный нежной
прелестью юной девушки. Он готов был долгие часы, ночи, недели, вечность вот
так, облокотившись, стоять рядом, ощущая ее подле себя, проникнутый
очарованием ее близости. Что-то похожее на поэтическое чувство зашевелилось
в его душе перед лицом громадного, раскинувшегося внизу Парижа, озаренного
огнями, живущего своей ночной жизнью - жизнью разгула и наслаждений. Ему