"Научи меня умирать" - читать интересную книгу автора (Монро Мацуо)Глава 2Лишь проснувшись в воскресенье утром, я вспомнил, что приглашен на день рождения. Желания идти куда-нибудь у меня не было. Серая хмарь за окном. Не до прогулок. Хотелось остаться дома и провести тихий, спокойный выходной. Десяток писем, на которые надо ответить. На кухне гора немытой посуды. Белье, ждущее отправки в прачечную. Дел хватало и без девушек с неадекватным поведением. Я провалялся в постели с полчаса, раздумывая, как поступить. Проще действительно никуда не идти. Я ей ничем не обязан. Но вроде как пообещал. И потом будет неловко встретить ее в магазине. «Почему же вы не пришли?» – «Извините, но мне нужно было помыть посуду, а, кроме того, не хотелось общаться с сумасшедшими». Да и не обязательно она должна быть сумасшедшей… Скорее, одинокой. Одиночество и не на такие поступки толкает. Особенно одиночество жителя мегаполиса. Чем больше людей живут в одном месте, тем дальше они друг от друга. Все в полном соответствии с законами природы. Молекулы тем сильнее отталкиваются друг от друга, чем сильнее сжимается тело. Но оттолкнуться совсем не могут. Нужна связь с другими. Постоянная, ясно ощущаемая связь… Вот ради этого ощущения человек и совершает всякие идиотские поступки. Как выкручиваются в такой ситуации молекулы, я не знаю. Тоже наверняка есть какие-то хитрости. Хотя не думаю, чтобы они приглашали на свой день рождения первую встречную молекулу. Я рефлексировал, пока часы не показали девять. Потом все-таки выбрался из-под одеяла и отправился в ванную. Почистил зубы, долго стоял под душем, плюнув на всякую экономию, тщательно побрился. Гель для душа Когда я закончил, было без четверти десять. Еще полчаса до выхода. Я пошел на кухню и сварил себе кофе. Неторопливо выпил пару чашек, стоя у окна и глядя на плантации ходячих грибов. Вскоре мне предстояло стать одним из этих генетических чудовищ. До букиниста я добрался быстрее, чем рассчитывал. Все было как в прошлый раз. Тот же дождь. Те же мокрые магнолии. Те же хлопки раскрывающихся зонтов. Дежа вю. Только девушки не было видно. Я посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось десять минут. Мелькнула мысль, что еще есть возможность уйти. Мимо прошла стайка школьниц. Дождь не смог перебить запах жевательной резинки и дешевых духов. Поколение приклеенных к синюшным ногам гольфов. Одна из них посмотрела на меня и сказала что-то вроде: «Какой мрачный дядечка». Ее подруги захихикали. – Ты и в самом деле мрачный дядечка, – послышалось за спиной. – Я обернулся. Похоже, эти нелепые штаны у нее единственные. – Привет, – сказал я. – Привет. Давно ждешь? – Да нет. Только пришел. С днем рождения. – Спасибо… Я тебе соврала, – сказала она. – День рождения у меня зимой. Одиннадцатого февраля. Такое вот невезение.[3] Честно говоря, я не особенно удивился. Она производила впечатление человека, от которого можно ожидать всего, чего угодно. – Обиделся? – спросила она. Судя по тону, ей было все равно, обиделся я или нет. – Да нет. Даже не очень удивился. – Почему? – А тебе хотелось, чтобы я удивился или обиделся? – Да нет, – передразнила она меня. – Просто любой другой так бы и сделал. Я пожал плечами. Раз ей все безразлично, то и мне нечего воспринимать все всерьез. Будем оба холодными и безразличными. Как дохлые пингвины. – Меня зовут Вик. Так я узнал ее имя. – Вик… – повторил я. – Да. Сейчас ты спросишь, откуда у меня такое имя. – Ну, и откуда у тебя такое имя? Она внимательно посмотрела на меня. Карие глаза. Темный янтарь. Правый чуть косил. Это было заметно, если она смотрела в упор. А так обычные глаза. Насколько глаза могут быть обычными. – У меня один глаз косит, – сказала она. Это не было извинение. Смущения я тоже не уловил. Просто констатация факта. Как если бы я сказал «У меня темные волосы». Только мне бы и в голову не пришло об этом говорить. – Я вижу. – Просто меня бесит, когда люди пытаются не замечать чужих недостатков. Делают вид, что все в полном порядке. А у самих на физиономии написано «вот какой я тактичный»… Еще у меня жуткий шрам на груди. – М-м-м – промычал я. Что тут можно было сказать? – А как тебя зовут? – Котаро. – Понятно… А с моим именем все просто. Отец француз. Американец французского происхождения. Мамочка не устояла перед обаянием гайдзина. Потом он уехал. Осталось от него только это имя. – Хорошее имя. – Ну да… Не ты ведь с ним живешь. Я пожал плечами. Огляделся. Мне надоело изображать гриб. Ноги совершенно промокли. – У тебя какие планы на сегодня? – спросил я. Она также пожала плечами. Похоже, ей нравилось обезьянничать. – Никаких. Вообще-то я вытащила тебя, чтобы провести вместе этот выходной. – Странная ты. – Не странная. Просто делаю что хочу. И говорю что хочу. – Непросто, наверное, приходится. – Не сложнее, чем другим. Они тратят время и силы, чтобы быть такими, как все, а я – на то, чтобы быть собой. Затраты одинаковые. Результат разный. – Как насчет кофе? – Идет. Только платишь ты. У меня ни иены. Мы вышли из сквера. Повернули направо. Прошли несколько кварталов, пока не наткнулись на небольшую кофейню. Вик не проронила ни слова. Шла с таким видом, будто решала сложнейшую математическую задачу. Полностью в себе. Остановившийся взгляд. Несколько раз она чуть не налетала на прохожих. Я вовремя оттаскивал ее в сторону. Но она, похоже, даже не заметила этого. Интересно, как она ходит одна? Мы взяли по каппучино и сели за столик. Посетителей было немного. Компания галдящих школьниц и влюбленная парочка. Парочка заворожено смотрела на экран карманного компьютера. Вскоре школьницы, не переставая галдеть, выкатилась из кофейни. Сразу стало тихо. Парочка продолжала медитировать. Вик молча пила кофе. Я тоже помалкивал. Непонятно, как себя с ней вести. Просто сидел и смотрел на ее лицо. На этот раз время не хотело останавливаться. Может, дело тут в дневном свете? Без него лицо как лицо… Хотя в магазине время остановилось. Загадка. Я вздохнул и уставился в окно. Глупое положение. Зачем я здесь? Вот сейчас она допьет кофе, встанет, скажет «пока» и пойдет по своим делам. С таким видом, будто так и должно быть. А я останусь ломать голову, к чему была эта встреча. Глупое положение. Глупейшее. Можно, конечно, попытаться уговорить ее на секс… Только после того, как я ее уговорю, придется еще уговорить себя. Я посмотрел на нее. Ни капли сексуальности. Хотя и фигура неплохая, и лицо… Тут она подняла голову и перехватила мой взгляд. – Думаешь, переспать со мной или нет? Говорит то, что думает. Мне это нравилось все меньше. Не оставалось ничего другого, как ответить тем же. – Да. – Ну и как? Ответ положительный? – Пока не определился. – Когда определишься, дай знать. Мне интересно. И снова уткнулась в свою чашку. У меня было три варианта, как поступить. Номер первый – встать и уйти. Номер второй – нагрубить, встать и уйти. Номер третий – остаться и сидеть молча. После недолгих размышлений я выбрал третий. Было интересно, чем все закончится. И все-таки хочу я с ней переспать или нет? – Знаешь, – сказала Вик, – говорят, что когда человек падает с большой высоты, при ударе о землю его подбрасывает на несколько метров. Вылетают глаза. Тело превращается в мешок с дроблеными костями. При этом многие умирают, не долетев до земли. Нет, спать я с ней не хочу. Это точно. Можно представить себе этот секс. На самом интересном месте она вдруг замирает и говорит что-то вроде: «Когда человека насмерть сбивает машина, с него слетают ботинки, как бы крепко ни были завязаны шнурки». С нее станется. Вслух я сказал: – И что? – Да ничего. – Это все объясняет. Я кинул взгляд на парочку. Они по-прежнему не отрывались от компьютера. Однажды в поезде я видел, как две школьницы с сотовыми телефонами, сидя рядом, обменивались сообщениями. Похоже, эта парочка такая же чокнутая. – Котаро. – Что? – Ты не злись на меня, ладно? – Стараюсь. Но может, ты скажешь, зачем я тебе понадобился? По-моему, тебе неплохо и одной. – Подожди. Я тебе все объясню. Когда нужно будет. – Вот сейчас и нужно. – Если скажу сейчас, ты не поймешь. Это непросто… Я и сама еще толком не разобралась. Как только в голове все уляжется, скажу. Кстати, ты решил, хочешь со мной переспать или нет? – Не хочу, – честно ответил я. – И правильно. Мне один парень говорил, что со мной спать, все равно что онанизмом заниматься. – Почему? Она пожала плечами: – Наверное, он имел в виду, что меня нет в этот момент. То есть тело-то есть. А сама я далеко. Я ведь иногда даже не помню, было что-то или нет. Догадываюсь, что было, раз рядом кто-то лежит. Но как и что именно – не помню. Будто выключили меня, кончили, а потом снова включили. Так что тебе со мной скучно будет. Но если захочешь, обращайся, нет проблем. – Учту. «Если захочешь, обращайся»… Будто книгу предлагает почитать. Впрочем, какая разница? Обращаться я не собираюсь. А что собираюсь? Этого я не знал. Сидел и попивал уже остывший кофе. Если уж меня занесло с ней в кафе, то буду пить кофе. Как будто это я и собирался делать сегодня. Убедить себя бывает непросто. Нужна некоторая тренировка, конечно. Но постепенно привыкаешь. Привыкаешь не жалеть о том, что получилось так, а не иначе. – Эй, – сказала Вик. – Пойдем, пройдемся. Надоело сидеть. Мы поднялись и вышли на улицу. Когда выходили из дверей, я последний раз посмотрел на парочку. Ничего не изменилось. Они были поглощены компьютером. Даже позы не изменились. Да что же они там увидели? Мы были буквально в двух шагах от парка Ёёги.[4] Я решил пойти туда. Не люблю толкаться на улицах. К тому же в саду храма Мэйдзи цвели ирисы. Если гуляешь безо всякой цели, гуляй там, где красиво. Это еще один мой заскок. Вик же было все равно куда идти. Она опять решала задачку. Я снова стал поводырем. В парке людей тоже хватало. Но не было уличной суеты. Суетливость – альфа и омега человеческой природы. Самозабвенно делать из несовершенного мира совершенный – главная задача. Как будто природа справляется недостаточно хорошо. Потом то, что удается исправить, нужно вобрать в себя. Посмотреть, послушать, потрогать, понюхать. Употребить. Проглотить. Потом переработанные впечатления выбрасываются обратно. В виде слов, воплей, жестов. Держать их в себе невозможно. Обычный процесс поглощения, переработки и избавления от остаточных продуктов. Информация выблевывается, впечатления испаряются с поверхности кожи, воспоминания выводятся с мочой. Польза чашки заключается в ее пустоте. Мы это хорошо знаем. И стремимся быстрее освободиться от продуктов переработки. Чтобы тут же заполнить себя снова. Мы боимся сидеть без дела. Боимся чего-то не успеть. Как будто можно успеть все. Как будто то, что мы успеем кому-нибудь нужно. Суета – смысл нашей жизни. Но суета везде разная. В парках с ней можно мириться. От впечатлений, полученных в парке, людей не пучит. Потому здесь более или менее спокойно. – Эй, – окликнула Вик. Я забыл, что она рядом. Потрясающее умение исчезать, находясь все время рядом. Причем без усилий. Все получалось само собой. Если долго молчать, люди попросту перестают тебя замечать. Перестань болтать – и станешь человеком-невидимкой. Окружающие замечают не нас, а наши реакции на них. Стоит никак не отреагировать на их поступки или слова, ты исчезнешь. – Эй, – повторила она. – Где это мы? – Это парк Ёёги. Вон храм Мэйдзи. Ты что, никогда здесь не была? – Была, конечно… Наверное. Не помню. Скорее всего, была. Только не помню ничего. – Как тебе удается стать невидимкой? – Кем-кем? Я сказал ей, что думал о невидимости. – Чушь, – фыркнула она. – Ну, чушь, так чушь. – Я с детства была такой невидимкой. Меня постоянно теряли. Не я терялась, а меня теряли. Понимаешь разницу? Я могла стоять рядом с матерью, в двух шагах, и она меня не видела. Озиралась и звала по имени. Мне каждый раз хотелось крикнуть: «Мама, я здесь!» Но почему-то я этого не делала. Ждала, пока мама меня заметит. Жутко, когда мать тебя не видит, хотя ты совсем рядом. Она и в комнате меня умудрялась потерять… Почему так было, как ты думаешь? – Я уже рассказал свою теорию. Ты решила, что это чушь. – А мне кажется, человек рождается невидимкой. Просто с возрастом он учится управлять своей невидимостью. Вот как я. Раньше я пропадала независимо от своего желания. Раз, – Вик щелкнула пальцами, – и меня нет, все ищут. А я стою и тихонько плачу. Мне страшно – а вдруг так и не найдут? Вдруг я останусь невидимой навсегда? Что мне тогда делать?.. Потом постепенно научилась исчезать, когда мне нужно. Иногда ведь и это нужно… – А сейчас? – Что сейчас? – Сейчас ты исчезла, потому что тебе было нужно? – Нет. Теперь, когда мне нужно, я становлюсь видимой. А так предпочитаю быть невидимкой. – Почему? – Будешь задавать много вопросов – опять исчезну, – сказала она без всякого выражения. Мне показалось, что она и вправду может исчезнуть по собственному желанию. Причем в прямом смысле. Стать невидимой. – Знаешь, ты тоже странный. – Да ну? – Серьезно. Я это еще тогда заметила, в магазине. Когда первый раз тебя увидела. Подумала: вот странный парень. Тебе разве никто не говорил, что ты странный? – Нет. С другой стороны, никто не говорил и что я нормальный. Я не очень-то схожусь с людьми. Во всяком случае, не настолько, чтобы говорить о таких вещах. – А тут и говорить нечего. Сразу видно. Ты ведь тоже невидимка. Да и вообще, – она опустила голову, – Все мы невидимки. – Ну это уж как-то слишком мрачно. – Ты хорошо знаешь своих соседей? Если из них кто-нибудь умрет, кто-нибудь одинокий, ты это сразу заметишь? Например, если умру я, меня хватятся самое раннее через неделю… В лавке напротив моего дома, где я обычно покупаю собу, подумают: «Что-то давно не видно той девчонки». Но будет ли кому до этого дело? Ну, нету и нету… А потом в газетах напишут: «По адресу такому-то найден труп девушки… Причина смерти выясняется… Тело обнаружили соседи, когда почувствовали подозрительный запах, и тут же позвонили в полицию…» – все в таком духе. И это если еще напишут, что вряд ли. Никакой ведь сенсации нет. Вот если бы я бросилась с крыши Токио-но То[5]… Да и тогда пошумели бы немного и все… Умер еще один человек-невидимка. Вик замолчала. У нее было такое лицо, будто она только что одним махом взлетела на последний этаж этого самого Токио-но То. На верхней губе выступили бисеринки пота. Плечи мелко подрагивали. Мне показалось, что она плачет. Но это была нервная дрожь. – Послушай, к чему эти разговоры? Ты ведь не собираешься умирать? Зачем… – начал было я. Но она остановилась, посмотрела мне в глаза и произнесла медленно и четко: – Именно это я и собираюсь сделать. |
||
|