"Майкл Муркок. Бордель на Розенштрассе" - читать интересную книгу автора

волю потенцию моего члена, избавляя от необходимости соблюдения приличий и
условностей, диктуемых воспитанием. Разумеется, у меня, ребенка, была лишь
довольно слабая власть. Мои братья и сестры были значительно старше меня,
поэтому мои юные годы протекали в относительном одиночестве. Имя моей матери
никогда не произносилось. Позднее я узнал, что она уехала куда-то в Румынию
в обществе некоего голландца.
Случаю было угодно, чтобы я на короткое мгновение встретился с ней
незадолго до ее смерти в модном когда-то ресторане на улице Виктора Гюго и
узнал в ней даму, которую видел дома на портрете. Она показалась мне
маленькой и скромной. Когда я назвался, она была со мной очень любезна. Она,
как и ее голландец, была одета во все черное. Отец мой проявлял интерес
главным образом к политике. Он был на государственной службе и поддерживал
Бисмарка. В Беке, нашем поместье, меня воспитывали гувернантки
преимущественно из Шотландии, которым помогали очаровательные горничные,
охотно занявшиеся со мной, когда пришла пора, и половым воспитанием. У меня
складывается впечатление, что на мою жизнь всегда сильно влияли женщины.
Наступает рассвет, и Майренбург начинает дребезжать, словно монеты в
кружке для сбора денег нищего: это час, когда по городу проезжают первые
конки и первые экипажи. Отворяются ставни, распахиваются окна. Светло-желтый
диск солнца вырисовывается в тумане, который постепенно рассеивается,
открывая небо белесого цвета. Камни Майренбурга, белые и серые, блестят на
солнце. Жители разговаривают на немецком, но с сильным английским акцентом,
для форса имитируя венский диалект: они произносят звук "р" как "в". С
далекой площади доносится звон колоколов католического храма. С самых
высоких точек Майренбурга видны почти все его башенки и крыши, переплетение
его труб, балконы и живописные колокольни, мосты, сооруженные в эпоху
властвования королей, городские крепостные стены и каналы. Жилые дома,
гостиницы и современные магазины преисполнены благородства и дышат
вдохновением, так же как и расположенные по соседству с ними дворцы и
церкви, памятники архитектуры, созданные Соммарагу, Нирмансом и Каммерером.
Но вернемся к моей Александре. Раскинувшись на кровати, она поднимает глаза
и смотрит на меня, прикасаясь маленькими грудями к моему ленивому пенису. В
комнате жарко. Солнце пробивается сквозь щель в плотных занавесках, освещая
узким лучом кровать и мою спину. Наши лица и ноги находятся в густой тени;
белые струйки спермы ударяют ей в шею, а ее крик раздается в унисон с моим;
моя Алиса. Я откатываюсь в сторону и смеюсь, испытывая истинное блаженство.
Она зажигает мне сигарету. Я ощущаю себя полубогом. Курю. Не хочется делать
ни малейшего движения. Она - настоящий эльф, сказочное существо, пришедшее в
мою жизнь. Над Майренбургом встает заря. Чуть позже мы заснем, а ближе к
полудню, завернувшись в свой черно-белый шелковый халат, я выйду на балкон,
чтобы насладиться чудесным видом, который не сравним ни с каким другим, даже
с видом на Венецию. Я бросаю взгляд на стол и на записную книжку в синей
кожаной обложке, в которой иногда пытаюсь сочинять для нее стихи. Эту
записную книжку подарила самая младшая из моих сестер. На переплете
напечатано золотыми буквами мое имя: Рикхардт фон Бек. Я - младший сын в
семье, блудный сын, и в этом качестве пользуюсь почти всеобщим
снисхождением. Старые деревья шелестят листвой под легким западным ветерком.
До меня доносится запах мяты и чеснока. Пападакис приносит мне какие-то вещи
и немного морфия. Я замечаю, что дрожу, но это происходит не от боли и не от
слабости. Я дрожу так, как дрожал тогда, чувства мои обострены до такой