"Майкл Муркок. Город в осенних звездах" - читать интересную книгу автора

Одной этой мысли хватило, чтобы еще сильней вонзить шпоры в кровоточащие
бока моей бедной лошадки, и та перемахнула с разбегу через живую изгородь,
так аккуратно постриженную, что я мог бы поклясться, что принадлежала она
какому-нибудь педантичному швейцарскому землевладельцу, хотя поля за нею
смотрелись как-то уж слишком богато для нищих горцев, которые жили почти
исключительно тем, что поставляли наемных солдат к монаршим дворам Европы,
и особенно-в Ватикан. Папа римский доверял им охрану своей персоны,
поскольку, как и все остальные наемники-головорезы, они питали беззаветную
преданность единственно к туго набитому кошелю. Фанатичная верность идее
являлась для большинства из швейцарцев непостижимою тайной. Представители
нации сей не страдают, как правило, острыми припадками идеализма. Жизнь у
них на протяжении многих веков была столь тяжела, что со временем самым
заветным для них желанием,-для богатых ли, бедных, не важно,-стало
стремление к теплому очагу и набитому пузу. Из всех весьма прозаичных сих
горцев только, пожалуй, друг мой, ла Арп, наделен был хоть каким-то
воображением, да и то изрядно разбавленным практицизмом. Безо всяких
излишеств.
И тут мы заскользили. Прижав уши, согнув задние ноги, будто бы
намереваясь прилечь, лошаденка моя ринулась вниз по пологому склону в
долину, заваленную нетронутым снегом.
Сквозь пелену снегопада мне удалось разглядеть единственный низенький,
крытый соломою домик. Из трубы его валил дым.
Раздался звук выстрела. Я обернулся и поглядел наверх. Монсорбье
остановился на вершине холма. Перезаряжая второй
свой пистолет, он прокричал мне:
- Глупец!-словно бы тем, что я не даю ему захватить себя, я оскорбляю
здравый смысл и проявляю самый что ни на есть дурной вкус.
Кобылка моя, очутившись на дне долины, поначалу еще пыталась устоять на
снегу футов в шесть глубиною, который уже раздавался под нею, потом, тяжело
задышав, завалилась на бок и упала, уставившись в серое небо невидящими
закатившимися глазами. Пара, от нее поднимавшегося, с избытком хватило бы,
чтобы привести в движение один из этих чудовищных паровозов Тревитика. Я
вытащил ногу из стремени и оглянулся на Монсорбье, который теперь махал
белым платком и кричал:
"Переговоры!" На фоне общей белизны снега белый платок его был едва
различим, так что я счел вполне допустимым сделать вид, что я вообще ничего
не заметил, и достал одно из своих ружей. Кремневый затвор выбил искру, но
порох в полке не воспламенился; таким образом, я упустил замечательную
возможность избавиться от докучливого моего недруга.
- Перемирие!-надрывался он.-Нам нужное кое-что обсудить с вами,
брат.-Теперь он апеллировал к былой моей верности братству, о коем упоминал
я выше, вот только громкие заявления иллюминатов и тогда не особо меня
убеждали, и я отнесся к словам его с недоверием, подозревая какую-то
хитрость.
- Отныне пусть мир преобразует себя без моей уже помощи, -прокричал я в
ответ.-Дайте мне уйти, Монсорбье. Я не
предатель, и вы, как никто, должны это понять.
- Я читал ордер на ваш арест!-дыхание его вырывалось изо рта облачком
пара, и я едва ли не ожидал разглядеть в облачках этих грозные буквы
судебного документа, как сие изображается на политических карикатурах. Он