"Уорнер Мунн. Корабль из Атлантиды (Крестный сын Мерлина - 2)" - читать интересную книгу автора

Сухие листья и земля покрывали прекрасные мозаичные полы, чаши фонтанов и
опрокинутые мраморные статуи.
Похоже, здесь никогда ничего не восстанавливалось. Нигде не было видно
ничего нового.
Ни собаки, ни кошки, ни какие-либо другие домашние животные не бродили
по улицам. А встречавшиеся изредка дети бросали на проходящих такие злобные
недвусмысленные взгляды, что у Гвальхмая невольно возник вопрос: играют ли
они когда-нибудь, и если да, то в какие игры?
В центре небольшого дворика был устроен очаг, которым, судя по
количеству неряшливо разбросанного мусора, пользовались все окружающие
дома, - и над ним тушилось мясо к ужину.
Серебряный котел изначально явно предназначался для другой цели, но
сейчас глубокую гравировку на нем покрывал толстый слой сажи, и разглядеть
рисунок не представлялось возможным.
В ожидании ужина несколько юношей и мальчиков посылали друг другу
пинками какой-то круглый предмет. Гвальхмай узнал в нем человеческий череп,
на котором до сих пор болтались лоскутки кожи и пучок черных волос. При
приближении незнакомцев молодые люди не оставили своего занятия, но с
угрюмым ожесточением продолжали мрачную игру. Казалось, сие развлечение
является для них обязанностью или привычкой, и они как будто находили в нем
мало радости.
Но не успели все четверо пересечь квадратное пространство двора, как
стали свидетелями сцены еще более ужасной.
Из развалин здания с глухими стенами с воплями выбежала растрепанная
баба, волоча за ногу визжащего младенца. Хотя тому было не больше года, он
отчаянно царапался крохотными коготками, кусался и орал, словно разъяренный
чертенок.
Наконец женщина, не в силах более выносить его визга, принялась
колотить ребенка головой о камни.
Коренис вцепилась в рукав Баралдабая.
- Останови ее! Останови! - закричала она, но старик равнодушно пожал
плечами.
- С чего вдруг? Она - мать ребенка. Здесь каждый волен поступать как
хочет.
- Но почему? Почему она так делает? - спросил Нунганей, пришедший в
ужас при виде бессердечной родительницы, которая могла бы убить ребенка и
значительно менее сильным ударом.
- Кто знает? - ответил Баралдабай. - Возможно, он укусил ее, когда
сосал грудь. Женские настроения здесь еще более непредсказуемы, нежели
где-либо еще. Мы вымирающий народ. Дайте нам умереть так, как мы считаем
нужным.
Детский вой постепенно превратился в слабое хныканье и наконец совсем
стих. Путешественники не успели отойти далеко, когда услышали протяжный
истерический вопль, наполовину смех, наполовину рыдание: приступ безумия
миновал, и женщина осознала всю нелепость причин, толкнувших ее на
детоубийство. Действительно ли она горевала или просто испытывала
садистский восторг от содеянного, никто не понял.
Они продолжали путь, не разговаривая. У Гвальхмая сложилось
впечатление, что в доводах Коренис было мало искренности. Она явно желала
получше уяснить для себя философию жителей сего огромного, но отвратительно