"Карен Мари Монинг. За туманными горами ("Горец" #1) " - читать интересную книгу автора

"На трёх языках свободно, ещё на двух достаточно хорошо". Это было
основной причиной того, что она смогла сымитировать так хорошо их
провинциальный акцент и убедить всех, что она была Сумасшедшей Джанет Комин.
Хотя некоторые слова и выражения, которые она употребляла, казались им
странными - они на самом деле полагали, что она тронутая - она слегка
подучилась во владении Комина, ассимилируя картавость с лёгкостью ребёнка. У
неё всегда был слух на языки. Кроме того, она смотрела все снятые серии
Горца.
Хоук простонал. Второй частью желания Гримма было, чтобы женщина была
прекрасной и лицом и телом. На этот счёт вопросов не имелось. Она была
Венерой, неприкрашенной, проскользнувшей в его мир, и у него было ноющее
предостережение, что его мир не будет больше прежним.
Итак, первых два требования, что пожелал Гримм, выполнены. Женщина
обладала и умом и чарующей красотой.
И последнее требование , которое Гримм точно определил, что касалось
Хоука больше всего: великолепное НЕТ на чудесных губках...Не было такой
женщины, которая сказала бы нет Ястребу.
"Девушка, я хочу тебя", сказал он беззащитным, хриплым голосом. "Я буду
любить тебя самым немыслимым образом, как никто ещё не делал этого с тобой
по эту сторону Валгаллы. Я могу вознести тебя на небеса и заставить захотеть
больше не спускаться на землю. Позволишь взять тебя туда? Ты хочешь меня?"
Он ждал, но уже знал, что за этим последует.
Её губы сжались в соблазнительную гримасу, когда она сказала, "Нет".


*****

"Ты наложил на меня чёртово заклятье, Гримм!" - слушали беззвёздные
небеса рёв Лэрда Сидхи Джеймса Лиона Дугласа поздно ночью. По ту сторону
круга рябин Адам забрасывал тлеющие угли и издавал звуки слишком мрачные,
чтобы быть похожими на смех.
Эдриен сидела в темноте на краю своей кровати ещё долго, после того,
как он ушёл, и дёргалась от его хриплого воя, что взлетал до самой луны.
Заклятье? Проклятье. Бах! Она была тем самым проклятьем.
Для него, она была точно как все другие, а единственная вещь, которой
Эдриен де Симон научилась, это когда мужчина был заинтересован, она не
терпела быть одной из прочих.
Виновная, как и легионы тех, что пал перед ним до неё, она хотела этого
мужчину, прозванного Ястребом. Хотела его с безрассудным голодом, в гораздо
большей степени превосходящим её тягу к кузнецу. Что-то почти пугающее было
в глазах кузнеца. Как у Эберхарда. А у Ястреба были красивые тёмные глаза,
усыпанные золотистыми крапинками, под густыми, чёрными как сажа, ресницами.
Глаза Хоука намекали на бесчисленные удовольствия, смех, и даже если она не
представляла этого, какая-то боль из прошлого, затаившаяся в осторожном
контроле.
Точно, сказала она себе язвительно. Боль от недостатка времени заняться
любовью со всеми красивыми женщинами в мире. Ты знаешь, что он собой
представляет. Бабник. Не делай снова этого с собой. Не будь дурой, Эдриен.
Но она не могла стряхнуть с себя дискомфорт, который чувствовала каждый
раз, когда заставляла себя говорить ему жестокие и отвратительные вещи. То,