"Алексей Молокин. Лабух " - читать интересную книгу автора

поп-музыки.

Внезапно Лабух вспомнил, что он больше не боевой музыкант, не Лабух
вовсе, что голова после вчерашнего болит немилосердно, и самым простым и
логичным было бы выключить к джагговой матери компьютер, так некстати
перепутавший его с кем-то другим, накинуть куртку и отправиться в ближайший
киоск за лекарством. Однако, вместо того чтобы немедленно совершить эти в
высшей степени полезные для здоровья каждого начинающего алкаша действия, он
подошел к стенному шкафу, отодвинул ногой пустые разнокалиберные бутылки,
выстроившиеся на полу, словно кегли, и, повозившись немного - проклятый код
никак не желал, чтобы его вспомнили, - отпер замок и с видимым усилием
сдвинул стальную пластину двери. Дверь тяжело и мягко отъехала в сторону,
открывая нутро стенного шкафа, в котором в специальных зажимах гнездились
боевые музыкальные инструменты.
Вот тяжелый боевой бас-бабочка, мощный звук, двойное лезвие пусть не
булатной, но все-таки очень даже приличной стали, лоснится загустевшей
смазкой. Гриф-рукоятка слегка вытерт - инструмент не раз побывал в деле.
Этот бас помнит ту далекую пору, когда все они с ума сходили по
психоделическому року, искренне полагая, что даже глухарям не чужды глубины
подсознания. Чужды не чужды, это так и осталось не выясненным, потому что
влипла молодая рок-группа по самое "не хочу", когда играла композиции "King
Crimson" в собственной аранжировке на стадионе. Играла до тех пор, пока
музпехи не взяли музыкантов в разрядники, и только Чапа, прикрываясь своими
боевыми барабанами, продолжал лупить по залу дробными синкопами. Но потом
накрыли и Чапу...
Лабух выдохнул, провел пальцем по пыльной смазке, покрывавшей лезвие -
остро запахло оружием и музыкой - и бережно положил заслуженный бас на
неприбранную кровать.
Проделав это, он вытер пальцы о край простыни и осторожно извлек из
шкафа легкую шестизарядную акустическую гитару, свою первую настоящую боевую
гитару, купленную у спившегося мастера-блюзмена в те далекие времена, когда
портвейн пили для куража, подворотники пытались извлечь из своих семиструнок
легкие аккорды "Stairway To Heaven", а девочки, все как одна, хотели быть
Марией Магдалиной, встретившей суперзвезду. Многие и стали, только вот стали
они Мариями доиисусовой поры - видно, не каждой Марии суждена звезда, что бы
там ни врали гадалки.
Гитара постарела. Лак на поцарапанной медиатором деке подернулся
мраморными трещинками-морщинками, перламутровые вставки на грифе кое-где
выщербились и потускнели. В никелированном барабане тускло светились медные
головки последних шести патронов редкого двадцать второго калибра. Раньше
Лабух и патроны покупал у того же блюзмена, только помер мастер год назад,
помер своей смертью - от старости. Так и нашли его рядом с верстаком, на
котором лежала почти готовая блюзовая шестизарядка тридцать восьмого калибра
с перламутровой райской птичкой на грифе - эмблемой мастера. Теперь такие
патроны можно купить разве что у кантриков, да и то вряд ли. В наше время
двадцать второй калибр даже кантрики считают несерьезным.
Первая гитара словно первая женщина: она остается только твоей, пока не
приходит время появиться с ней на публике. А такое время непременно
приходит, и тогда многое, ох как многое, меняется...
Погрустневший Лабух один за другим вынимал инструменты из шкафа и