"Антонио Муньос Молина. Польский всадник " - читать интересную книгу автора

ширме и дверь, в которой иногда появлялась лишь вовсе не воодушевляющая
фигура полуслепой хозяйки. Каждый вечер он снимал свой халат, прежде чем
пройти в другую комнату, которую только такой убежденный оптимист, как он,
мог по-прежнему считать своим частным жильем, ложился на соломенный тюфяк,
укрываясь ослиной попоной, сюртучком, дорожным пиджаком и плащом и даже
медицинским халатом, потому что по мере того как набирала силу зима, холод
становился все невыносимее, не способствуя, однако, тому, чтобы кто-нибудь
простудился или заболел воспалением легких или по крайней мере решил
обратиться за советом к молодому, бедному и никому не известному в городе
врачу.
Но он вел себя так, будто знал, что через несколько лет превратится в
уважаемого врача высшего общества, наперсника и соблазнителя утонченных дам;
лишь наступление карнавала привело его в некоторое уныние, потому что он
испытывал отвращение к ликованию толпы и, болезненно воспринимая чужую
нелепость, не мог без неприязни видеть дикость безудержного пьянства -
пагубной язвы неимущего класса и препятствия к его освобождению. Он
постарался не выходить из дома в эти дни и во вторник вечером ложился спать,
с облегчением предвкушая тишину пепельной среды. Он закрыл ставни, но те
были неплотно подогнаны и не препятствовали проникновению холода и пьяных
голосов, певших непристойные куплеты, в которых звучала единодушная издевка
над доном Амадео Савойским. Против обыкновения, он долго не мог заснуть и,
задремав, видел во сне карнавальные маски и темные переулки, где он бродил,
мучимый голодом, преследуемый каретами, форейторами с закрытыми плащами
лицами и мушкетными выстрелами, которые на самом деле были лишь отзвуком
петард, взрывавшихся под его балконом на площади Толедо.

Во сне врач различил три стука, которые снова повторились в призрачной
реальности, когда он открыл глаза и еще не понял, что проснулся. Он услышал,
как открылась дверь в приемный кабинет, сообщавшийся с коридором: она
запиралась не ключом, а задвижкой, которую легко можно было открыть снаружи.
Со слабой надеждой он подумал, что его защищала еще вторая дверь - в
спальню, под которой сейчас виднелась полоса света. Он услышал
приближающиеся шаги и хотел вскочить с постели, чтобы закрепить бесполезную
задвижку, но не шевельнулся. С другой стороны кто-то не таясь дергал дверную
ручку. Он отчаянно напряг свою волю, желая, чтобы дверь не открылась, и
стараясь сдержать потребность помочиться. По мере того как створка из темных
досок
распахивалась перед ним, дрожащий прямоугольник света и очень высокая
тень вытянулись до самого подножия кровати. Человек в бархатном плаще,
излучавшем в темноте маслянистый блеск, и таком высоком цилиндре, что ему
приходилось нагибаться, избегая удара о притолоку, в желтой полумаске,
облегавшей, как платок, его нос и виски, и с кружевным гофрированным
воротником держал в левой руке глухой фонарь, а в правой крутил что-то вроде
трости или хлыста. Незнакомец не вопросительно, а утвердительно произнес:
"Вы врач", - и он, приподнявшись в постели, придерживая плащ, сюртучок,
пиджак и попону, чтобы те не упали на пол - со стыдливостью, с какой
поддерживал бы брюки, - подумал, что где-то слышал этот голос - возможно в
Мадриде - и кто бы ни был этот человек в маске, он пришел свести с ним счеты
за преступление, свое участие в котором он не мог отрицать с полной
уверенностью.