"Никита Моисеев. Как далеко до завтрашнего дня...Свободные размышления " - читать интересную книгу автора

допуска нужной формы, что могло грозить ему самыми разными осложнениями.
Так вот однажды, когда дальнейшее ожидание могло грозить руководству
МФТИ серьезнейшими неприятностями, Иван Фёдорович взял и сам поехал на
Лубянку. Он знал как и с кем надо разговаривать. Как там у него произошли
все разговоры - не знаю, но Петров получил возможность прочитать мое досье.
И вот, что он там, по его словам увидел - элементарный донос, донос моего
"особняка", некого старшего лейтенанта, начальника особого отдела СМЕРШа
того авиационного полка, в котором я прослужил всю войну. Уже не помню его
фамилию. Но хорошо помню, как этот "особняк" стремился быть в числе моих
друзей. Часто приходил ко мне. Я поил его спиртом, благо этого добра у меня
было сколько угодно. Да и закусь у меня водилась - уж очень хозяйственным
мужиком был мой старшина.
Будучи инженером полка по вооружению, я, тем не менее не любил жить вместе с
полковым штабом. Устраивался обычно поближе к самолетам вместе со старшиной
Елисеевым, бывшим колхозным шофером, мужиком добрым и умельцем на все руки.
Он был у меня шофером, писарем и, одновременно, папой и мамой. Будучи ровно
в два раза старше меня, он действительно относился ко мне почти по-отечески
и очень заботился обо мне. Он даже иногда забывался и обращался ко мне
"сынок". Так вот Елисееич, как я его называл, терпеть не мог нашего
"особняка". "Ууу... гнида, любит на дармовщину" - выражение "на халяву"
тогда еще не использовали. Спирта он не жалел - казенный. Но луковицу и
ломоть хлеба на закуску приходилось вытягивать из Елисеева клещами.
Особняк никогда не напивался и мы вели долгие и, вообще говоря, добрые
беседы. Он был чудовищно невежественен и с видимым удовольствием и интересам
расспрашивал меня о всем чем угодно. Говорили мы и о русской истории и о
литературе. Всю войну в моем вещевом мешке, вместе с домашними свитером и
шерстяными носками ездил томик "Антология русских поэтов", который я купил в
городе Троицке Челябинской области перед самым вылетом на фронт. Мы иногда
читали что-нибудь вслух. Иногда одно и тоже помногу раз. Мы оба очень любили
"Вакхическую песнь". Я иногда пробовал что-то сочинять. Мне иногда казалось,
что и он тоже: во всяком случае, он хорошо чувствовал музыку русского стиха.
Однажды я вернулся с передовой где целую неделю пробыл в качестве офицера
связи нашей авиадивизии. Елисеич был рад моему возвращению, где-то раздобыл
банку свиной тушенки и мы собрались с ним отметить мое благополучное
возвращение. И тут в мою землянку ввалился особняк. В тот вечер его приход
не испортил настроения даже Елисееву. Мы тогда, как помню, очень славно
выпили.
Во время моего дежурства на КП, откуда, если понадобится, я должен был
держать связь с авиационным начальством, я написал вот такие стихи:

С утра пушистая зима


Одела праздничным убором


И лес и поле. Из окна


Видны холмистые просторы.