"Сергей Могилевцев. Собачья жизнь (Комедия в двух действиях) " - читать интересную книгу автора

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч. Ого - го - оо! жучка моя, вот мы и дома!
добрались наконец-то, разлюбезная моя лохматая псинка, подружка моих
печальных, неласковых дней; побегай пока по улице, покрути хвосты несчастным
уличным шалопаям, попугай радостным лаем зазевавшихся случайных прохожих,
порезвись на воле в свое удовольствие, отведи свою душеньку, как и положено
обычной уличной шавке, ибо твоему хозяину сегодня не до тебя; у твоего
хозяина сегодня найдутся дела поважнее! резвись, собачка моя, радуйся
летнему погожему дню; радуйся солнцу, морю и ясному синему небу; потому что
скоро наступит осень, и радоваться будет уже нечему, разве что только
воспоминаниям о безвозвратно ушедшей веселой поре; когда оба мы, беззаботные
и красивые, бродили по окрестным полям и лугам, внимая звукам Божьего мира,
а также краскам его, запахам и всему остальному; приветствуя его, этот мир,
тем, чем наделила нас от рожденья природа.

С улицы раздается веселый собачий лай.

Лай, жучка моя, лай, не щадя ни уха, ни сна ленивых обитателей этих
Богом забытых трущоб, этих авгиевых, наполненных старым хламом, заросших
фигами и лавром конюшен, со спрятанными внутри них старыми сонными клячами,
которые сейчас, попомни мои слова, не преминут явить миру и кесарю свои
мерзкие лошадиные морды.

Окно в квартире З а о з е р с к и х со скрипом открывается, и из него
выглядывает сонная и недовольная голова А н т о н и д ы И л ь и н и ч н ы.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а (спросонья, злым голосом). Ты чего
это, старый козел, кричишь здесь ни свет ни заря; ты чего это добрым людям
спать не даешь?
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч. Ага, проснулась, не заставила себя долго
ждать, сразу же выглянула, как только упомянул я про мерзкие лошадиные
морды; явилась - не запылилась, как говорят добрые люди, когда увидят они
явление необычное и из ряда вон выходящее; а ведь ты, Антонида, вне всякого
сомнения, - явление необычное и из ряда вон выходящее; что, разве не так? не
может быть, чтобы я ошибался, ведь это же надо было придумать, - только
упомянул я про мерзкие лошадиные морды, которые обитают в этих забытых Богом
конюшнях, как ты - раз, два, словно чертик из табакерки, - сразу же и
выглянула из окошка; или из стойла, или еще из чего, не знаю уж, как и
определить это райское место, этот шалаш под синими небесами, этот вертеп
под лазоревым небом, в котором ты, Антонида, проводишь бессонные длинные
ночи, высчитывая, как бы на завтрашний день половчее прийти в свой рыбный
ряд, и побойчее разложить на прилавке свои вонючие, вздувшиеся от солнца
селедки.
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а (привычно-равнодушно, зевая). Ах ты,
мерзавец!
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч (кричит). От твоих селедок, любезная
Антонида, провонял уже весь наш великолепный вертеп! Я, законный твой муж и
супруг, не могу уже ночью мирно и тихо обнять тебя за тонкую талию, и
вынужден ночевать где-то на берегу, на откосе, под сенью лавра и раскидистых
миндальных деревьев, потому что вся твоя осиная талия, все твои прелестные
тонкие ручки, ножки, и все остальное так провоняло мерзким селедочным духом,