"Гелена Мнишек. Прокаженная " - читать интересную книгу автора

она, случалось, и навещала людей попроще. Но никогда не забывала дать
понять, что делала это исключительно paz politesse <Из хорошего тона
(франц.).>. В самих же Слодковцах гостей, как уже говорилось, бывало много -
одних привлекало общество пана Мачея, других влекла скука, третьи искали
встречи с майоратом. Взгляды всей околицы были прикованы к молодому
магнату-миллионеру. Он был одной из лучших партий в стране, чем и
объяснялась у некоторых живая симпатия к пану Мачею и терпимость к
мигреням-нервам пани баронессы...
Хотя и занятая работой, Стефа тосковала по дому. Письма от родителей не
могли его заменить, и в душу девушке все чаще закрадывалась печаль.
Вместе с Люцией она часто навещала пана Мачея в его кабинете. Старик
удивительным образом влиял на нее - при виде его ласковой улыбки прочь
отлетали все печали. Даже обстановка в его кабинете отличалась от роскоши
особняка. Все там было старомодным, но веселым, лишенным напыщенности покоев
пани Идалии.
Пан Мачей часто сиживал в садовой беседке, слушая, как Стефа читает
вслух. Он любил, когда Стефа музицировала, играла ему Шопена и его любимые
арии из опер. С каждым днем Стефа привязывалась к старику. Но когда долго не
приезжал Вальдемар, пан Мачей впадал в меланхолию.
Недельная разлука со своим любимцем печалила пана Мачея. Его не утешали
ни шахматы, ни чтение вслух, даже музыка Стефы не радовала. Слушая ноктюрн
Шопена, он беспокойно ворочался в кресле, посылая Люцию к окну посмотреть,
не едет ли Вальдемар. Услышав, что всадника не видно, ворчал:
- Да что с ним такое? Что все это значит? Когда Стефа закончила играть,
он поблагодарил и удалился к себе.
- Дедушка печалится, - сказала Люция. - Знаете, почему? Потому что
Вальди не едет. Дедушка его ужасно любит.
- Пусть бы уж приезжал...- ответила Стефа. Люция ушла к матери, Стефа в
свою комнату. У распахнутого окна она любовалась игрой солнечных лучей,
превращавших в золотые нити струи фонтана. Вода с тихим шелестом ниспадала
золотисто-розовым облачком в каменную чашу, рассыпая крохотные капельки на
растущие вокруг цветы. Они, казалось, протягивали к струям жаждущие головки,
яркие, благоухающие. Алый круг солнца склонялся к западу. В воздухе
распространялась нега подступающего вечера. Ни дуновения ветерка. И вдруг в
тиши, нарушаемой лишь птичьим пением и шепотом фонтана, раздались иные
звуки.
Сначала послышался шум колес, стук копыт множества коней, наконец,
раздались веселые голоса, и из-за кустов на усыпанную гравием площадку перед
особняком выехало несколько экипажей. Первыми выехали экипажи, запряженные
четверками. Следом коляска и линейка. Оттуда неслись болтовня и смех. Там
светлые шляпки и платья дам затмевали темные сюртуки мужчин.
Стефа, отодвинувшись в глубь комнаты, смотрела с любопытством.
Экипажи остановились как раз напротив ее окна, веселая компания стала
покидать их. Все смотрели в сторону ворот. Дамы, махая зонтиками, смеялись:
- Опоздал! Опоздал! Мы обогнали!
По белеющей среди газонов аллее ехала рысью запряженная цугом четверка
каурых, отлично вычищенных коней, которой управлял майорат. Сидя на козлах
крохотной, словно игрушечной коляски, он приветственно размахивал шляпой. На
месте хозяина в экипаже сидел кучер в черной с красным ливрее.
Вальдемар ловко остановил упряжку.