"Юкио Мисима. Патриотизм" - читать интересную книгу автора

более десяти минут, и поручика разбудила не стрельба, а звук трубы,
разорвавший заснеженные предутренние сумерки, объявляя тревогу. Офицер
рывком поднялся с постели, молча натянул форму, схватил саблю, которую
подала ему жена, и выбежал на покрытую снегом темную улицу. До вечера
28-го Рэйко его больше не видела.
Из сообщений по радио она узнала, что произошло. Эти два дня она
провела тихо, в полном одиночестве, за плотно закрытыми дверьми.
В лице мужа, спешившего уйти в снег и темноту, Рэйко прочла решимость
принять смерть. Если он не вернется живым, она была готова последовать за
ним. Не спеша, Рэйко стала приводить в порядок свои вещи. Выходные кимоно
она решила оставить на память своим бывшим школьным подругам и, завернув
наряды в бумагу, написала сверху имена и адреса. Муж учил ее никогда не
думать о завтрашнем дне и жить днем сегодняшним, поэтому дневника Рэйко не
вела и была лишена наслаждения медленно перечитывать странички счастливых
воспоминаний последних месяцев, сжигая листок за листком. Возле
радиоприемника стояла маленькая коллекция Рэйко: фарфоровые собака, заяц,
крот, медведь, лиса и еще ваза и кувшинчик. Молодая женщина подумала, что
эти вещи вряд ли подойдут для памятных сувениров. Неудобно будет и
попросить, чтобы их положили с ней в гроб. Рэйко показалось, что мордочки
фарфоровых зверьков жалобно и неприкаянно кривятся.
Она взяла крота в руку, но мысленно была уже далеко от своего детского
увлечения; ее глаза видели ослепительное сияние Великого Смысла,
олицетворением которого являлся муж. Она рада понестись на солнечной
колеснице навстречу смерти, но еще есть в запасе несколько часов, чтобы
заняться милыми пустяками. Собственно говоря, милы эти безделушки ей были
когда-то давно; сегодня она любила лишь воспоминание о той невинной
привязанности. Сердце наполняла куда более жгучая страсть, нестерпимое
ощущение счастья... Ибо Рэйко никогда не думала о радостях, дарованных ей
плотью, как об обычном удовольствии. Холод февральского дня, прикосновение
фарфора леденили ее тонкие пальцы, но стоило Рэйко вспомнить сильные руки
мужа, сжимающие ее в объятиях, и сразу откуда-то снизу, из-под безупречных
складок узорчатого кимоно, подступала горячая влажная истома, способная
растопить любые снега.
Смерть, витавшая где-то рядом, не страшила Рэйко; дожидаясь любимого,
она твердо верила: все, что он сейчас чувствует и думает - его страдания,
его мука, так же как тело мужа, дававшее ей счастье, - влечет ее за собой
к наслаждению, имя которому "смерть". В этой мысли, чувствовала Рэйко,
даже в малой части этой мысли, легко может раствориться все ее существо.
Из сводок новостей Рэйко узнала, что в рядах заговорщиков оказались
лучшие друзья ее мужа. Это известие уничтожило последние сомнения. Рэйко
все с большим нетерпением ожидала императорского рескрипта, видя, как к
восстанию, которое вначале именовали "движением за национальное
возрождение", постепенно пристает позорное клеймо "мятежа". Из части, в
которой служил поручик, не поступало никаких вестей. Занесенный снегом
город с минуты на минуту ждал начала боевых действий.
Двадцать восьмого февраля, на закате, Рэйко со страхом услышала громкий
стук в дверь. Она бросилась в прихожую и дрожащими руками отперла замок.
Человек, чей неподвижный силуэт расплывчато темнел за матовым стеклом,
молчал, но Рэйко сразу узнала мужа. Никогда еще засов не казался ей таким
тугим. Он никак не желал открываться.