"Юкио Мисима. Мой друг Гитлер (пьеса)" - читать интересную книгу автора РЕМ. В дни боев, в Мюнхене, он был мне верным товарищем по оружию...
Это ничего, что Адольф нынче заделался таким франтом. Он и теперь мой товарищ по оружию. Резко поднимается, идет на балкон и вновь встает справа от Гитлера, спиной к залу. ГИТЛЕР. ...Итак, господа, великая борьба германского народа вступила в новую стадию. Красная угроза искоренена, и наш бульдозер прорвался в ровную и просторную долину. На новом этапе первоочередной нашей задачей становится воспитание. Такое воспитание, которое позволит нам выковать германца, достойного новой великой Германии. Нам не нужна больше вся эта малокровная, пустословящая профессорская братия. Не нужны больше хилые, не способные держать винтовку, самовлюбленные, разражающиеся истеричными пацифистскими воплями импотенты-интеллигенты! Не нужны антинародные учителя, вбивающие детям в головы космополитические бредни, отрицающие и искажающие историю Родины! Немецкий учитель должен воспитывать наших юношей так, чтобы они росли мужественными и прекрасными, как бог Вотан, чтобы могли, оседлав белоснежного коня, взмыть на нем в самое небо. Верно я говорю?.. Каждый из вас, людей сознательных, должен стать таким учителем. Вы должны воспитывать те миллионы немцев, которые еще не стали преданными бойцами партии. В день, когда эта задача будет выполнена, национал-социалистическая революция обретет незыблемость скалы. Во время этой речи Крупп опять сидит со скучающим видом. Подает знаки Штрассеру. Тот наконец подходит, и после слов Гитлера "незыблемость скалы" зрители слышат диалог Штрассера и Круппа. ШТРАССЕР. У вас дело, господин Крупп? столь идиллически, будто в прежние времена, стоите рядышком, справа и слева от Гитлера. ШТРАССЕР. Мне и самому странно. Гитлер давно уж меня близко к себе не подпускает, а тут вдруг ни с того ни с сего вызвал. Приезжаю - а он, оказывается, и Рема пригласил. Так и косимся с ним исподлобья друг на друга. И еще эта вечная манера Гитлера: стой и жди, пока он закончит свои бесконечные словоизлияния, а дело - потом. Чувствую, что весь разговор о важном займет две-три минуты. Правда, о чем пойдет речь, - понятия не имею. КРУПП. М-да, ситуация... Ну а все-таки, милейший, о чем, по-вашему, может быть разговор? ШТРАССЕР. Надеюсь, о том, как наконец раз и навсегда покончить с реакционными капиталистическими акулами вроде вас. КРУПП. Спасибо за лестный эпитет. Всякий, кто нуждается в моей помощи, считает своим долгом обзывать меня нехорошими словами. Какая спокойная жизнь настала два года назад. Мы помогли доктору Шахту, спасли партию нацистов от банкротства, выплатили ее долги, - впрочем, не столь уж значительные. Полагаю, сегодняшним своим положением партия в немалой степени обязана нам. Вас же, Штрассер, в деловых кругах называют "кумиром голодранцев". Разве можно экономику страны отдавать на растерзание субъекту, который только и умеет, что рабочих баламутить? ШТРАССЕР. А вам, господин Крупп, не кажется, что вновь приближается мое время? Партия-то на волоске висит. Снова грядет тридцать второй год. Глядишь, судьба еще и сдаст мне козырную карту, нет? |
|
|