"Григорий Мирошниченко. Осада Азова " - читать интересную книгу автора

грозился. Обозлили меня - не приведи господь; толкнул я воеводу в грудь да
обманом увез беглых людей на бударах...
Особо спрашивали атамана о том, ходили ли все казаки в Москве, как
войско наказывало, в Донской монастырь. Поклонились ли там иконам, что
предки наши принесли в дар благородному, доблестному князю Димитрию Донскому
и всему православному воинству за побеждение татар в устье реки Непрядвы -
притока Дона.
- Ходили и крепко молились, перво-наперво, - отвечал Михаил
Татаринов, - и, видно, горячая молитва наша дошла до небес и послала нам во
спасители светлого князя Пожарского.
Спрашивали еще и о том, не нарушена ли в Москве, как установлено было в
1629 году, служба в церквах и соблюдается ли обряд вечного поминовения
Ермака с дружиною в неделю православия?
- Сами слышали - из синодиков вычитывается поминовение Ермака
Тимофеевича - донского казака, и все имена его убитых воинов.
- То ладно! - сказали старики, пригладив бороды.
А в это время одноглазый пьяный казак, которого Панько Стороженко кинул
в конюшню, выломал дверь, вышел окровенившийся и снова стал кричать:
- Лжет Мишка! Лжет! Я знаю его! Знаю... Чтобы боя-р-р-е? Чтобы
беспошлин-но?..
Атаман Татаринов задумался. Он стремился на Дон, птицей летя, чтоб
поведать войску все, что было сказано в Москве Белокаменной... Не думалось
атаману, что здесь на Дону, в Азове-городе, где в битвах и в постоянных
схватках прошли многие годы его, найдутся не верящие тому делу, которое он,
рискуя головой, исполнил во имя войска.
Серебряное царское платье поблескивало на солнце. И платье, и
загорелое, черноватое лицо Татаринова, и серьгу, покачивающуюся под ухом, и
всю его статную, крепкую фигуру разглядывала издали Варвара. А он как будто
не замечал ее. Но он видел ее. Он видел ее белое платье, широкий пояс на нем
и слышал за спиною тихий всплеск донской волны.
Татаринов зачитал войску грамоту, где было сказано, что "нашего
царского повеления на Азовское взятье к вам не бывало, то вам самим
ведомо...", где требовалось показать службу с великим раденьем,
"православных христиан в плен и расхищение не давати" и чтоб постоянно, с
нарочными, с легкими станицами писали почасту, что делается на Дону.
Атаман Черкашенин, выслушав грамоту, сказал:
- Ты бы, Михаил Иванович, поведал всем казакам и нам, атаманам, много
ли было давано подвод царских до Воронежа, не учинено ли помех с перекладом
добра с подвод на будары?
- По совету князя Димитрия Пожарского и по указу царя князь Андрей
Хилков из Ямского приказа отпустил нам от Москвы до Коломны и до
Переяславля-Рязанского и до Воронежа тридцать пять телег для провоза нашего
добра, особо телегу дали под богослужебные книги, особо - две телеги мне,
атаману, особо телегу - есаулу Петру Щадееву, каждому казаку - по телеге. На
все телеги давалось по одному провожатому.
- Сгребли добра немало, - кто-то недовольно сказал в толпе.
- Известно: атаманам - пышки, казакам - шишки.
- Сгребли! - раздраженно ответил Татаринов. - И то все опять же
стараниями князя Пожарского. Не будь его, другое сгребли бы, дурь-голова. В
Москву летели, беду за бедой терпели! Аль непонятно тебе? Аль завидно?