"Григорий Мирошниченко. Азов " - читать интересную книгу автора

смотреться можно было. Каменья с четырех сторон, что дорогая бирюза,
сверкали и переливались. Ладонь положит атаман - видно, как кровь по жилам
прозрачным бежит...
- Ох, свет Алешенька, да я за него в ад душу грешную отдам! - вскричала
Ульяна. - Вот Гришка, сатана! Погибель бы ему, проклятому дьяку, а не ларец!
Отдай... - И тут же забрала ларец.
- Ларец Нечаю отнесешь. Да тайно же, - спокойно приказал ей атаман. -
Смотри! Тебя осыплю чистым золотом. В убытке ты не будешь у меня. Да утри
глаза. Ты, Улька, делай, что я велю.
Ульяну тронули слова атамана.
- И вправду, - молвила она спокойно, - на все согласна. Понесу ларец.
Но, атаман, ты знай: все дьяки да все подьячие на Москве дают крестное
целование с жестоким заклинательством, чтобы им посулов не имать и дела
вершить вправду, по царскому указу и по уложению, но ни в что есть их вера и
заклинательство: наказанья не страшатся, руки их сами ко взяткам тянутся...
А если не сами берут, так по задней лестнице, через жену или через родню.
Обирают даже вдовиц бедных, несчастных и не ставят того себе в вину.
- Склади-ка в шелковый платок все, что даю ноне, да утри слезы: румяны
все слезли! - И наскоро неси. Скажи дьяку: дают тебе что бог послал!
Ульяна собиралась неохотно. Куниц Ульяне не жалко было. Про перстенек с
руки атамана она ничего не знала - Старой не сказал ей. А вот ларец - где
сыщется еще такой красоты ларец?! Ульяна взяла всё и, тяжело вздохнув, вышла
из дому.
Атаман и казаки сели полдневать. Сидели они долго и ели молча. Но вот
под вечер в горницу влетела встревоженная Ульяна и бросила дорогой платок с
"поминками" на лавку, под божницу.
- Нате подарки ваши несчастные! - сказала она, злая.
- Ульянушка, что там стряслось? - учуяв тревогу, спросил атаман.
- Как вы приехали, Москва словно взбесилась! - слезно сказала Ульяна. -
Гришку Нечая стрельцы на Вшивом рынке забрали. Веревкой волокли по площади.
- Да ну?! Не врешь ли? - сказал атаман.
- Не вру. Вот крест, Алешка!
- Ой, опять лихо нам! - сказали казаки, переглянувшись. - Не за куницу
ж?
- Говори, как было, - сказал атаман, тревожно и пытливо заглянув в
глаза Ульяны.
- В приказе, знать, Гришки не было. Я - на Москву, в палаты Гришкины.
Жена мне сказывает, что Гришка стрижется. Я - туда, на Вшивый рынок, где все
стригутся. Народу - бревном не протолкнешь. Стригутся, моются. Иду по колено
в волосьях. Там пол-Москвы у нас стрижется. Едва нашла. Сидит дьяк Гришка,
подстригает свои волосья сивые. Мигнула Гришке. А он мне отмигнул: "Подожди,
мол". Стою да жду. А Гришка косится очьми. А тут как гаркнет сзади стрелец:
"Хватай подлюгу Гришку! Хватай, то он!" Достричься человеку, ироды, не дали.
Поволокли. Волосья все погреб ногами. А Вшивый рынок и загалди: "Ставьте
дьяка на правеж!", "Бейте дьяка Гришку батогами!", "С султаном снюхался!"...
Он, бедняга, и не пикнул. Только позади его шум стоял великий-превеликий.
Он-де послов персидских неправдой обнадежил: всю Русь за перстенек продал,
шельмец!.. Приволокли Гришку на Ивановскую площадь. А там все площадные
подьячие с чернильницами глазеть сбежались. "Постыдно нам, - кричат они, -
подьячим, поношенье! Службишку дьяк испортил всем. Всех поразгонят ноне...",