"Григорий Мирошниченко. Азов " - читать интересную книгу автора

скрылся за спинами людей.
Судьи замешкались, огляделись, потом продолжали вершить допрос. Они
спросили парня, признает ли он свою вину, "не упомнит ли он, Ивашка, кто
поджигал с ним хоромы Салтыковых да усадьбу Милославского?" Ивашка молчал.
Андрейка подскочил и ударил его кнутом. Кровь потекла тонкой струей по
широкой спине. Еще раз ударил Андрейка. Удары кнута отдавались на площади,
как выстрелы. А судьи всё допытывались, не виноват ли Ивашка в иных каких
разбоях и злодейских грабежах? Не приведет ли он кого сюда по языку?
Ивашка молчал. Андрейка встряхивал его, располосовал узорами спину, да
только одного добились судьи - Ивашка собрался с силами, поднял тяжелую
голову да крикнул, окинув мутными глазами судей:
- Ничего не скажу, ироды проклятые! А запытаете меня, судьи псовые, не
перестанут пылать усадьбы боярские да хоромы царские, пока не утвердится на
земле правда святая!
Его глаза опять закрылись, лицо посинело. Дьяк громко промолвил:
- Полно!
Палачи, словно разгоряченные кони, разом остановились, выпрямили свои
крепкие, точно железные, мускулистые спины, сложили батоги. Ивашку не спеша
сняли с подвесков, кинули, как бревно, в колымагу и повезли к подворью
Разбойного приказа...
Атаман и казаки стояли в толпе. Старой колебался, идти ли сегодня в
Посольский приказ, чтоб повидать там Гришку Нечаева, или вернуться домой. Но
пока он раздумывал, на площадь вывели вора, парнишку в кумачовой рубашке.
Его сначала крепко били кнутами, а потом отрезали левое ухо.
- А что ж украл? - спросил атаман у стрельцов.
- А нам про то не сказывают, - ответил стрелец.
- Гуся украл! - сказала баба с бельмом на глазу. - Сгубили парнишку.
Окорноушили...
На деревянных подмостках стоял уже другой мужик, похожий на татарина.
- Бывалый вор! Безухий! Этого не жалко, - затараторили бабы.
А дьяк сказал:
- Режь ухо доразу!
Андрейка, словно бритвой, срезал мужику второе ухо.
- Вот в третий попадется - казнят!
Потом стрельцы вывели еще девятерых мужиков да с ними худющую бабу, у
которой губы тряслись от страха.
- За водку и табак! - сказали в толпе. - Настасья Семибратова, знаем.
Не упаслась!
Всех били крепко. Мужикам отсчитывали по двадцать пять ударов, а бабе
меньше.
Битых связали, повесили им на шею рожки с табаком, бабе прицепили
склянку с желтоватым зельем и повели по улицам. Баба - Настасья Семибратова,
не такая уж молодая - рвала на себе волосы и голосила. Ноги ее, забрызганные
грязью, подкашивались, она часто падала. Тогда ее встряхивал сопровождавший
палач Андрейка, ставил на ноги и лил холодную воду из ведра на ее мокрую
голову. А когда Настасья пыталась идти, ее снова били трехжильными кнутами
по икрам.
Толпы мальчишек-оборвышей бежали за палачом и что-то кричали ему
вдогонку.
Битых привели к Разбойному приказу, переписали и отпустили по домам с