"Григорий Ильич Мирошниченко. Ветер Балтики " - читать интересную книгу автора

на рычаги бомбосбрасывателя.
Оглушительный взрыв потряс город. Пламя взметнулось вверх, длинными
сверкающими языками рванулось в притихшие затемненные улицы.
Темные, непроницаемые окна зданий вдруг ярко и широко осветились. Одно,
второе, третье... Там, за окнами, метались тени.
Балтика дала о себе знать своевременно!
Василий Балебин отвернул вправо, вышел на береговую черту, прошел
каменистые шхеры и там, над Финским заливом, в заранее условленном секторе
пристроился к самолету Преображенского.
Экипажи взяли курс на свою базу.

Над дорогами к Тихвину

Стояла осень сорок первого. Беспрерывно гремела канонада. Немецкая
дальнобойная артиллерия обстреливала жилые кварталы, заводы, школы... Над
головами ленинградцев воющий визг снарядов сливался с завыванием зимней
пронзительной бури Снег белыми волнами поднимался с промерзлой земли, высоко
кружился над домами, а потом бешено мчался над городом. И даже не снег, а
куски колючего льда били по глазам. Ветер, словно острыми иглами, пронизывал
до косточек тело, свистел в телеграфных проводах, леденил души.
А в запорошенной дали, где ничего не было видно, лежали немцы, как
призрачные тени. Город близко, город рядом. Просторный. В нем можно,
казалось им, фашистам, согреть свою душу. Отдохнуть. Нажраться.
Заросшие, грязные, издерганные, в надежде на близкое разгулье, они шли
и ползли на город, как только что вылупившаяся саранча. За ними зияли
могильники-блиндажи, куда загоняла фашистов корабельная артиллерия наших
главных калибров, удары с фортов и крепостных пушек, атаки с воздуха. Лучшие
укрепления, воздвигнутые гитлеровцами у самых стен города, стали для них
адом.
В один из мрачных блокадных дней мне сообщили, что тяжело заболел отец.
Я побывал у родителей, в доме № 9 по каналу Грибоедова.
Не успел я скинуть шинель, как в дверь нашей квартиры кто-то
постучался. На пороге стоял Преображенский.
Евгений Николаевич быстро снял кожаный реглан, положил шлем на стул,
окинул все пытливым взглядом и осторожно подошел к кровати отца. Мы понимали
друг друга, ничего не говорили и даже, как я помню, не поздоровались.
- Отец, - тихо позвал Преображенский.
Я увидел, как по отцовской впалой щеке скатилась слеза.
Отец повернул к полковнику голову. Моя мать, совсем поседевшая, стояла
здесь же согнувшись. Стояла у постели умирающего и тихо плакала.
- Отец! - дотронувшись рукой до его плеча, сказал Евгений Николаевич. -
Неужели ты не дотянешь? Крепись!
Отец лежал в военной гимнастерке, как солдат, который все сделал, что
мог сделать в жизни.
Голод страшнее бомбы, грознее врага. Голод методично убивал теперь
ленинградцев.
Отец силился что-то произнести, ему хотелось сказать несколько слов.
- Отвоевался наш отец, - тихо сказала мать и добавила: - Торопитесь!
Вас ждут в полку. Там вы нужнее. Желаю победы!
А за окном кружила и завывала в разорванных крышах снежная вьюга.