"Реинкарнатор" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)

Глава 8

Домой Даосов вернулся уже в сумерках. Наталья, правда, пыталась его удержать, но что-то подталкивало Бориса Романовича побыть сегодня дома в одиночестве. У Натальи всегда хорошо, но дом… Сами понимаете, дом, милый дом! По пути на него никто не покушался, и вечер был прекрасным, разве что приятная и понятная всякому мужчине сладкая усталость томила Бориса Романовича и манила обещаниями маленьких домашних радостей. Квартал был пуст, около подъездов уже никто не сидел. Хотелось войти в квартиру, согреть чаю и без лишних вопросов и требований у телевизора посидеть. А с Натальей спокойно посидеть у телевизора невозможно, уж в этом-то Даосов был убежден.

Во дворе было тихо. Только на крыше душераздирающе орали кошки — похоже, делили территорию. В зелени деревьев сонно попискивала птичья мелочь. В окнах домов горели огни. В беседке сидели несколько молодых бездельников, украдкой прикладываясь к какой-то бутылке. Бренчала гитара. Даосов поравнялся с беседкой, и молодой нахальный голос тотчас развязно и нетерпеливо спросил:

— Мужик, у тебя закурить не будет?

— Да когда же вы накуритесь? — не поворачивая головы, пробормотал Даосов.

— Ты чё, мужик? — радостно возгласил все тот же голос. — Борзой или голодный?

В беседке завозились, звеня, покатилась пустая бутылка, и пьяные голоса уныло забубнили:

— Ты чё, Валет, вальтанулся, что ли? Не видишь, кто идет?

— А пусть не выделывается! Я только закурить хотел, чё он, козел, выступать начал?

— Да это ведь карнач, дебил! Я его знаю, он в нашем доме живет. Ты бы еще у мента закурить спросил!

В беседке замолчали, потом первый подросток ломким голосом неуверенно и с некоторым испугом сказал:

— Подумаешь, цаца какая — карнач! Да Бородуля ему быстро чавку поправит! Сам слышал, он на базаре хвалился, что этот твой карнач перед ним на цырлах бегать будет!

Подходя к своему подъезду, Борис Романович машинально поднял голову и посмотрел на окна своей квартиры. Света в квартире, понятное дело, не было, некому было, черт побери, свет зажигать в квартире холостого человека!

У самой крыши, поскрипывая, покачивалась на талях строительная люлька, которой Даосов искренне обрадовался. Похоже, начальник жэка умел не только обещания давать, взялся наконец, стервец, за ремонт крыши.

Есть не хотелось, а вот чай Даосов заварил. Хорошая получилась заварка, как у еврея из известного анекдота. Борис Романович долго и с наслаждением пил чай на кухне. Чаек, надо сказать, в этот раз действительно получился отменный! А секрет хорошего чая был прост — заварки не надо жалеть. Даосов подумал и налил себе еще одну чашку. Прихлебывая ароматный напиток, он снова принялся вспоминать и осторожно обдумывать последние события. Не нравилось ему то, что происходило вокруг него и его предприятия. Чернокожий за рулем, слухи о заказе Даосова, которые, похоже, дошли уже до душеприказчиков на всех кладбищах города, теперь эта идиотская охота, которую на реинкарнатора устроил мафиози местного пошиба по кличке Бородуля… Надо же такое придумать, на цырлах он бегать заставит… Посмотрим, кто перед кем на этих самых цырлах будет. И будет ли вообще бегать. Но что-то за всем этим скрывалось, и это что-то было не очень приятным для Бориса Романовича. У всего есть своя причина. Иногда она бывает следствием событий, случившихся ранее. В чем крылись причины и следствие начавшихся у него неприятностей. Даосов никак не мог сообразить. Ничего он понять в происходящем не мог, ни-че-го! И сон этот вчерашний с Ангелом… Глупый сон, можно подумать, что у верхних только и забот, что за «голубых» заступаться! Дикость какая-то! В конце концов, он же не со зла этот фокус выкинул, из любопытства элементарного! Кто же знал, что они именно так и получаются! Даосов нервно хлебнул чайку и снова задумался. Надо будет газетки рекламные посмотреть, вдруг где-то поблизости и в самом деле конкурент объявился. Может, даже души скупать начал, избавь нас Брахма от такого конкурента! Каждый знает, кто у нас души скупает и для каких целей!

За окном слышались какие-то поскрипывания, но Даосов на них внимания не обращал — наслаждался чаем, сосредоточенно размышляя о последних событиях. И напрасно. Потому что все эти поскрипывания имели непосредственное отношение к нему и его квартире. Рядом с окном что-то гулко ударилось в стену, и за стеклом непонятно кто произнес застуженным басом.

— Романыч, ты дома?

Вопрос был чисто риторическим, тут же за окном с удовлетворением отметили:

— Дома… Что же ты, Боря, телефон не берешь, когда серьезные люди звонят? Не уважаешь… Не знаешь, ты, Боря, Бородули. Если Бородуля что-то решил, то будь спокоен, он своего добьется!

В окно сунулась жутковатая рожа, прилипла к стеклу, расплющив щеки и нос, и внимательно уставилась на спокойно пьющего чай Даосова.

— Чай пьет, — насморочно и грустно констатировала рожа. — А порядочные люди должны на строительной люльке у окна болтаться. Не уважаешь, значит, Бородулю? Даже разговаривать не желаешь, да? Бородуля не гордый, Бородуля даже дверей вышибать не будет, он согласен и на то, чтобы за твоим окном в люльке повисеть… Молчишь?

Трудно разговаривать, когда горячий чай пьешь да еще при этом представляешь, что веревка на блоке строительной люльки совсем уже перетерлась, на честном слове держится, на честном Бородулином слове, обещал же, гадюка стриженая, что по вечерам ломиться не будет. Борис Романович сосредоточенно пил чай и вспоминал мантру, что оберегала домашний очаг. На окно он старался не смотреть.

— Эх, Романыч! — с обидой возгласил за окном Бородуля. — Я же не за себя прошу, мне за братву обидно! Знаю, что можешь, вижу, что не хочешь, вот только понять не могу — почему?

То ли веревка на блоках действительно стерлась и оттого люлька под окном квартиры Даосова висела на соплях, то ли Бородуля сделал неверное движение, или все-таки мантра, произнесенная Борисом Романовичем, оказала свое магическое воздействие, но за окном вдруг загремело, Бородуля истошно завопил, взмахнул руками, и его перекошенное рыло дернулось вниз, с визгом проехалось по стеклу, а потом и вовсе пропало.

— Смотри, Романыч! — донеслось из-за окна запоздалое предостережение.

Даосов воспользовался приглашением, поставил чашку на стол и вышел на балкон. На цветочной клумбе среди груды досок, некогда бывших люлькой, пытался встать и приглушенно матерился Бородуля. Одновременно он норовил погрозить кулаком даосовскому окну, но, как это обычно бывает, делать сразу два дела ему удавалось плохо, гораздо успешнее он делал третье — вытаптывал расползающимися ногами невзрачные и чахлые от городской пыли цветы, посаженные по весне заботливыми соседями. С других балконов за поведением Бородули с интересом наблюдали жильцы дома. В этот раз дело, правда, обошлось без комментариев, все завороженно прислушивались к высказываниям Бородули, который щедро использовал богатство русской ненормативной лексики. Богат и могуч был в его изложении великий русский язык! Даже соседи, высадившие цветы, и те со своими нелестными высказываниями не вылезали, понимали, что Бородуле они не конкуренты.

Даосов, невольно улыбаясь происходящему и собственным мыслям, плотно закрыл двери на балкон и вернулся на кухню. Нет, с этим Бородулей надо срочно что-то делать.

Прямо хоть к Яме обращайся. Борис Романович представил себе хмурое чугунное и безразличное лицо Ямы и помрачнел. Не было у него никакого желания по собственному почину общаться с этим жутким и неприветливым божеством. И все-таки что-то надо делать. В конце концов, не в милицию же с жалобой идти! Да и чем эта милиция могла помочь Даосову? Ну посадят они этого дурака на пятнадцать суток за хулиганство. Что это — положение спасет? Да и не верилось Даосову, что милиция станет к такой крутизне административные меры принимать, у таких обычно и в милиции все схвачено. Нет, с Бородулей следовало разобраться раз. и навсегда. А заодно и со всей бородулинской командой. Стадо козлов! Даосов неожиданно развеселился. Действительно, стадо козлов. Черно-белых и бородатых козлов. А еще лучше — ишаков. Маленьких серых осликов. И ведь были прецеденты, были! Вон, Иисус в стране Гергесинской души двух бесноватых почистил, а изгнанных бесов вселил в стадо свиней. А те бросились с крутизны в море! И проблем у людей сразу уменьшилось! Борис Романович налил себе еще чашку ароматного чая и прошел в комнату. Дистанционка лежала на диване, и нажать на клавишу оказалось секундным делом. На загоревшемся экране в студии, напоминавшей кабинет кремлевского чиновника, телеведущий Владимир Певзнер сумрачно и обреченно допрашивал какого-то бритоголового золотой цепочкой на шее. Цепочка тянула граммов на четыреста и немилосердно натирала шею. Бритоголовый то и дело поправлял ее левой рукой с синими от выколотых перстней пальцами, поэтому на вопросы телевизионного ведущего отвечал с заметными запинками. Был он в роскошном малиновом пиджаке, но без галстука. Понятное дело: надень он галстук, цепочки бы видно не было.

— Но ведь истинный капитал кроется в теневой экономике? — напористо интересовался ведущий.

— Бабки? — Бритоголовый привычно поправил золотую цепь и нахально сверкнул золотой фиксой в объектив. —Братан, ты же сам знаешь у кого сейчас бабки,-Не у учителей же! Бабки всегда были у деловых. Денежки, Вован, всегда фартовых любили!

— Но ведь эти деньги можно привлечь для оживления и развития экономики страны? — продолжал настаивать телеведущий. — Создать такую ситуацию, когда деловым людям было бы выгодно ввозить в Россию капитал, а не вывозить его из страны?

Бритоголовый подумал. Видно было, что для него это непосильное занятие, бритоголовому легче было бы показать этому самому Певзнеру что-нибудь из приемов каратэ или элементарного бокса. Или просто, без особых хитростей, морду набить, чтобы интеллигентностью своей не хвалился.

— Ну, Вован! — Бритоголовый снова без особой нужды поправил цепочку, потом застегнул ворот рубахи на верхнюю пуговицу. — Ты… это… как спросишь! Кто же бабки в чужой общак вложит? У этого… у президента… у него своя кодла, а у нас, сам понимаешь, — своя! Им баксы доверишь, сам рубли считать начнешь.

— Но ведь можно сделать так, чтобы интересы государства и деловых людей совпадали? — настаивал телеведущий. На высоком лбу его блестели капельки трудового пота.

— Можно, — немного подумав, неуверенно сказал его бритый собеседник. — Но тогда… это… тогда сам понимаешь, в паханы надо Михася сажать… или Валеру Аверу… и это… чтоб клятву братве дали, что с общака на себя тратить ничего не будут, только на эти… на государственные дела.

Ну да, только Михася с Аверой многострадальному государству российскому не хватало! Борис Романович переключился на РТР. На канале сегодня властвовали «Маски». В этот раз они представляли зрителю сценку из времен Отечественной войны. Командир партизанского отряда в кумачовых штанах, шевеля усами, давал последние распоряжения перед нападением на базу немецко-фашистских захватчиков. Немецко-фашистские захватчики, позевывая, ожидали нападения партизан и творили свои немецко-фашистские пакости и зверства. Ну, это было куда ни шло! Хуже Задорнова, но лучше Хазанова. Даосов устроился поудобнее, вытянул ноги на столик, зевнул пару раз и совсем уж было принялся наблюдать за происходящим на экране, но в это время в дверь позвонили.

Даосов понял, что Бородуля все-таки выбрался с цветочной клумбы и жаждет пообщаться. Говорить с ним Борис Романович не желал, поэтому он снова сделал глоток чая и стал терпеливо ждать, когда напористые и длинные звонки прекратятся. На экран он уже не смотрел, настроения не было.

Звонки прекратились, но в дверь принялись стучать.

— Романыч! — застуженно сказал из-за двери Бородуля. —Открой по-хорошему! Сядем рядком, поговорим ладком…

«Щаз! Головой постучи, тогда я тебе открою!» Даосов заставил себя смотреть на экран телевизора. Возгласы, доносящиеся из-за двери, его раздражали. Нет, с этим Бородулей надо срочно что-то делать. Достал он уже Бориса Романовича своей незатейливой простотой. Наглец распальцованный! А может, выдать ему нужную справку и пусть катится ко всем чертям? Даосов подумал немного. Нет, таких прецедентов создавать нельзя. Эта шпана не один год под милицейским наблюдением ходит, того и гляди их в один прекрасный день повяжут. Мало ли у кого может тогда оказаться эта справочка, и еще неизвестно, как в прокуратуре эту справочку расценят, ведь в руководстве преступным сообществом обвинить могут! И так уже мент в контору приходил. А кстати, зачем он приходил? На длинные ноги Леночки полюбоваться? Вот уж кружева начались, ни хрена не поймешь. Чувствовал Борис Романович, что стал он кому-то поперек горла, только вот не мог никак понять, кому именно.

За дверью наконец замолчали. То ли Бородуля понял, что в квартиру его пускать не собираются, то ли в его голове созрел очередной гениальный план. От Бородули всего можно ожидать. Он мог вертолет угнать с Бекетовского военного аэродрома. Или лестницей пожарной машины воспользоваться. Неугомонный человек был Бородуля в свои тридцать семь лет. И непредсказуемый.

Вновь зазвонил телефон.

Только теперь его звонок не грубо звучал, а нежно и даже, можно сказать, игриво. Даосов поднял трубку и не ошибся.

— Доехал? — спросила Наталья.

— Да, — с досадой сказал Даосов. — Лучше бы и не уезжал! Достали тут меня разные доброхоты!

— Вот и не уезжал бы, — с готовностью сказала Наталья. — Мог бы и у меня переночевать.

— Нет уж, спасибо, — отказался Борис Романович. — Мне еще работать завтра! После ночи с тобой какой из меня работник!

Наталья на другом конце телефонной трубки тихо засмеялась, и Даосов представил, как она сейчас сидит с телефоном на постели. От воображаемой картины у него даже голова закружилась.

— Ну, спи, — ласково, но с едва заметной ноткой раздражения в голосе сказала любовница. Подумала и с ехидством добавила: — Отдохни, Боренька, перед началом трудового дня.

Даосов положил трубку. «И в самом деле, — зевая, подумал он. — На кой черт я от Натальи сорвался? Спал бы сейчас как сурок! Чего я домой поперся? Дурака этого слушать?»

И, словно подслушав его мысли, в дверь снова тяжело ударили.

— Лады! Не хочешь, значит, с трудовым народом переговоры вести! — трубно и прощально возгласил Бородуля. — Хрен с тобой, Романыч! Я не в обиде. Ничего, Боря, разочтемся как-нибудь! Мы с тобой, братила, завтра поговорим!

Борис Романович с досадой выключил телевизор, раскинулся на диване и, глядя в потолок, принялся читать оградительную мантру. Читать ее надо было двадцать раз подряд, с расстановкой и выражением, а поможет ли она избавиться от настырного Бородули, один Будда знал.

Ближе к двенадцати он с неохотой встал и принялся стелить себе постель. За дверью, ведущей в подъезд, было тихо. Похоже было, что Бородуля и в самом деле удалился восвояси. А может, все-таки мантра подействовала. Даосов восславил Будду, завел будильник и лег. Сон пришел быстро, Даосов даже до пятидесяти досчитать не успел. В бок его решительно кольнули, и Даосов увидел усталого и раздраженного черта. Похоже было, что черт сам недоволен выпавшей ему миссией. Ему было куда сподручнее грешников в Кипятке топить. В тепле, да и при деле, А в квартире у Дао-сова и в самом деле довольно прохладно.

— Спишь? — агрессивно спросил посланник преисподней, опираясь на багор.

— Ночь ведь… — зевая, сказал Даосов.

— Ишь, Чичиков! — с отвращением сказал черт, кривя рыло. — Знаешь, почему Гоголь в гробу перевернулся?

— Откуда? — сказал Даосов, умышленно зевая и демонстративно прикрывая рот ладонью. Не то чтобы он своего визитера не боялся — боялся, да и еще как боялся, только виду подавать не хотел. Сами знаете, коготок увяз — всей птичке пропасть.

— А вот не фига было пасквили о мертвых душах писать! — рявкнул визитер. — Ой плохо тебе, Даосов, будет!

Ой плохо!

— Чего надо-то? — спросил Даосов. Он и в самом деле недоумевал.

— А то сам не знаешь! — Черт ухмыльнулся, сверкая бандитской фиксой на правом клыке. С этой фиксой он походил на недавнего собеседника Певзнера с экрана телевизора. А может, они и близнецами были! Впрочем, Даосов от ухмылки беса испытал некоторое облегчение — чем черт не шутит, может, сейчас все и прояснится!

Однако сновидение вдруг заколебалось, задрожало и начало таять. «Ах ты, в три архангела Бога-душу мать!» — богохульно выругался тающий в квартирном мраке черт, и Даосов даже на секунду усомнился, что это и впрямь было всего лишь сновидение. Но потом сообразил, что сновидение испугало.

Звонил телефон.

Даосов на ощупь нашел трубку, поднес ее к уху.

— Алло?

— Шан Римпоту? — хрипловато отозвалась трубка. — Это ты, Шан Римпоту?

— Это Царицын, — сказал Даосов. — А вы, наверное, в Лхасу звонили.

— Я тебе покажу Лхасу! — гневно сказала трубка. — Ты что, Даосов, мозги заспал?

Только тут Даосов припомнил, что Шаном Римпоту его звали в период ученичества в дацане, и догадался, что ему звонит малый российский лама.

— Виноват, — спуская босые ноги на прохладный пол, сказал он.

— Виноват! — передразнил его малый лама. — О нем, понимаешь, заботишься, сам недосыпаешь, ночами ему звонишь, а он… Как у тебя дела? Все в порядке?

— Достают меня здесь помаленьку, — признался Даосов. — А я, честное слово, ни сном ни духом… Понять не могу, что они ко мне привязались. На днях даже грузовиком давить пытались.

— Знаю, — прервал его малый лама. — Кое-что я уже выяснил.

— Верхние? Нижние? — обрадованно поинтересовался Даосов.

— Не по телефону, — сказал малый лама. — Медитируй, Шан, медитируй. Спрашивай у богов.

В трубке затрещало, и связь прервалась.

Даосов послушал еще немного, потом раздраженно бросил трубку на рычаги и вздохнул. «Медитируй! — передразнил он. — Только и дел у меня, что по два дня беспрерывно поклоны бить и мантры распевать! Взял бы и намекнул, если такой шустрый. А еще бы лучше — вообще не звонил!»

Он лёг в уже успевшую захолодеть постель, накрылся легким одеялом и в который раз за этот вечер с досадой подумал, что зря он не остался у Натальи, нервы целее были бы.

Вместе со сном пришел все тот же черт. Сел на край кровати, внимательно посмотрел на Даосова и обидчиво дернул пятачком.

— Ты трубку-то не хватай, — сказал черт. — Поговорить же надо!

«О чем?» — с досадою подумал Даосов.

— О Гоголе, — сказал черт и нехорошо, с подвизгами, засмеялся. — Вот возьми его «Мертвые души» и перечитай.

— Слушай, — не выдержал Даосов, — валил бы ты! И без тебя тошно. Если уж ты такой заботливый, объяснил бы, кто на меня охотится.

Черт поскучнел, тяжело вздохнул и нервно покрутил кисточкой хвоста. Так свободный таксист ключиком на пальце крутит. Или проститутка, показывая, что жилплощадь для любви у нее имеется.

— А ты знаешь, что Гоголя живым в гроб положили? — неожиданно сказал черт.

— Ну и что? — без особого любопытства поинтересовался Даосов.

— А то, — сказал черт. Подумал и добавил: — Дурак ты, Даосов!

«Слушай, — недовольно подумал Даосов. — Катился бы ты к себе… Мне завтра вставать рано!»

— Ладно. — Черт встал с постели и принялся расплываться по комнате. — Если случится чего, сам себя вини!

— Эй, эй, — сказал Даосов, открывая глаза. — Погоди, В комнате было пусто, но явственно пахло серой.