"Рауль Мир-Хайдаров. Жар-птица" - читать интересную книгу автора

нужный момент переходившей в стремительное нападение. Он научил их
молниеносным подсечкам, ударам в солнечное сплетение, ударам головой - "на
калган", по его выражению.
Драться, конечно, "мушкетерам" пришлось не раз и не два, и не всегда с
"ремеслухой"; но они ни разу не дрогнули, не побежали, никто не подвел
товарища, и это еще больше сблизило их. В Мартуке с самой весны мальчишки
сутками просиживают на улице. И в последнее школьное лето ночи напролет
"мушкетеры" сидели у кого-нибудь во дворе, строили самые невероятные планы,
а утром бежали на станцию разгружать вагоны: подряды устраивал им отец
Чипиги.
А ночью опять разговоры, планы, мечты...
Нуриев еще никого не хоронил. Чипига был первой, горькой утратой,
коснувшейся его. Утром он взял в сарае две лопаты и направился к русскому
кладбищу. По дороге повстречался с матерью: Сафура-апай возвращалась с
дальнего пастбища, сегодня был ее черед выгонять коров.
Узнав, что сын идет на похороны, вернула его домой, объяснила, что у
русских хоронят не так, как у татар: могилу роют могильщики, а не всем
миром, как принято у мусульман.
Когда к десяти Нуриев подошел к дому Чипигиных, во дворе и в переулке
было многолюдно. Едва он миновал калитку, какая-то тетка подхватила его под
руку и торопливо повела в дом, на ходу расталкивая людей и неизвестно кому
объясняя: "Толика дружочек, дружочек Толика... Издалека приехал... "
Войти в дом не успели: выносили...
Едва появился в низкой двери край открытого гроба, тетка глазами
показала Нуриеву, что Рафаэлю следует поддержать его: видимо, так было
кем-то решено, и толстый незнакомый мужчина без слов уступил ему свое место.
К машине, устланной потертым красным ковром, в которой уже голосили старухи,
гроб несли медленно, сквозь неожиданно начавшийся во дворе плач и
причитания.
Нуриев заметил: гроб несет и сильно постаревший Альтаф.
Машина медленно тронулась, и неожиданно для Нуриева заиграл не совсем в
лад духовой оркестр. Так, под траурные марши, заглушавшие плач и стенания
старух, они дошагали до заовражного кладбища.
У могилы, показавшейся Нуриеву огромной, стоял дряхлый поп. Риза на нем
висела, как на колу. "Жив еще батюшка",- почему-то обрадовано подумал
Нуриев.
К ногам попа и опустили гроб. Когда батюшка начал осенять крестом
покойника, плач и причитания разом стихли. Нуриев стоял в плотной толпе,
близко к могиле, не отрывая глаз от гроба, и вслушивался в слабый голос
старика.
Вдруг кто-то положил ему на плечо тяжелую руку и прошептал на ухо:
- Здравствуй, Раф!
Нуриев, узнавший голос Солнцева, хотел было скинуть руку с плеча, но, к
счастью, успел сообразить, что сейчас не время и не место сводить личные
счеты, а уж по отношению к мертвому Чипиге это было бы полным свинством. Так
они и стояли вместе, и всем казалось, что Ленечка утешает друга,
прилетевшего издалека. А у Нуриева только теперь шевельнулось что-то в душе;
дошло до него, что хоронят не только друга, но и часть его жизни, к которой
возврата нет, и не было ему сейчас дела до Солнцева.
Нуриев плохо помнил, как помогал опускать гроб, как сбрасывал тяжелой