"Рауль Мир-Хайдаров. Жар-птица" - читать интересную книгу автора

Так для всех и осталось загадкой, почему вдруг расстроилась наша
свадьба; впрочем, большинство отнесло это на счет ее былой
экстравагантности. Кто жалел меня, кто откровенно насмехался, но мне в ту
пору было все равно. Я понимал, что заслуживаю более сурового суда.
Хочешь верь, Раф, хочешь нет, хотел наложить на себя руки, да духу не
хватило. Но и на этом наши пути не разошлись.
Институт я закончил с отличием, и меня оставили на кафедре. Что можно
сказать о тех годах без нее? Учился, работал. Через год меня с кафедры
направили в очную аспирантуру в Ленинград. Журавлева - теперь она носит
такую фамилию - закончила ту же аспирантуру и работала в этом институте.
Разминуться мы не могли. Она по-прежнему была хороша, время, казалось, не
коснулось ее совсем, а я уже тогда был почти седой. Седина появилась у меня
в ту трижды проклятую ночь. Потом она как-то сказала, что из-за этой седины
и потянулась ко мне вновь, пожалела меня. Встречались мы часто: то у меня в
аспирантской комнатушке, то у нее дома,- муж ее подолгу был в научных
командировках и экспедициях. Тогда я заметил, что она много курит и много
пьет, а может, трезвым нам было трудно смотреть друг другу в глаза.
Встречались мы как-то нервно, с надрывом, словно в последний раз. То,
казалось, ссорились в пух и прах, а назавтра искали друг друга в аудиториях,
то, только расставшись, ночи напролет говорили по телефону. Она говорила:
хочешь - уйду от мужа? Я то соглашался, то малодушно избегал ее в те дни,
когда что-то нужно было предпринимать. Ужас той ночи, как гранитный
постамент, стоял между нами.
Сейчас мне кажется: три года прошли как один день, и, наверное, они
были лучшими в моей жизни. Ничто будто не мешало мне принять окончательное
решение: я ее любил, был свободен, но не получилось и на этот раз. Из-за
моей нерешительности, моего малодушия. На прощанье мы снова здорово
поскандалили, и она сказала: "Ты сломал мне жизнь, ты разрушил мою семью, ты
ужасный человек. Но ты сломаешь жизнь и себе..." Сколько я слышал от нее
ласковых, добрых слов, а помнятся только эти...
Ленечка опустил седую голову. Нуриев хмуро смотрел на него.
- Спасибо, что не врал, не изворачивался, не поливал ее грязью. Не бог
тебя, Леня, покарал, это я долгие годы проклинал тебя со дна океана. Не
знаю, значат ли что-нибудь проклятия друга в твоей жизни, но я проклял тебя,
Солнцев.
- Ты, мой друг, мой единственный настоящий друг, проклял меня? За что?
- За нее, Ленечка, за нее...
- Ты что же, всерьез рассчитывал на что-нибудь после стольких лет
разлуки, не имея ни профессии, ни образования? Ей ведь, когда ты вернулся с
флота, было двадцать пять лет...
- Нет, Леня, я ни на что не рассчитывал. Еще на перроне, когда она
пришла проводить меня и сказала, что будет меня ждать, я знал, что это
конец, что я целую ее в последний раз. Я понимал: это судьба. Никогда ни в
чем я бы не упрекнул ее... Но ты, ты - другое дело. Ты, мужчина, мой друг,
как ты мог?.. Для Мебуки, Иванова, Петрова, Сидорова, любого другого я был
чужой человек, они могли и не знать о моем существовании. Но ты-то знал, что
я любил ее!
- Любил? - устало переспросил Ленечка. - Нет, любил, страдал, сломал
себе жизнь - я! Тебе первому, как брату, я исповедался, открыл душу, а ты
говоришь - любил... Что у тебя было с ней, какими страданиями ты заплатил за