"Рауль Мир-Хайдаров. Путь в три версты" - читать интересную книгу автора Другой, назвавшийся специалистом по теплотехнике, уверял, что
асфальтовый завод в Степном через три-четыре года начисто выведет персидскую сирень, гордость поселка, потому что выстроили его рядом с жильем, без основательных инженерных расчетов, без пылеулавливающих установок. И когда Станислав Михайлович, оказавшийся известным театральным режиссером, отметил, что совершенно безграмотно отделали сцену в новом Дворце культуры, Дамир, в общем-то с симпатией относившийся к седовласому, с приятными манерами человеку, в обществе которого услышал немало интересного и полезного для себя, вдруг неприязненно подумал: "Когда вы, Станислав Михайлович, уходили в город, непростое было время. Мать, наверное, не раз порог председателя обила, выпрашивая вам справку на получение паспорта. И главным аргументом был не ваш талант, который, без сомнения, был, а то, что она убедила правление, что, выучившись, вы вернетесь в село, будете нести культуру и искусство людям. А может, это говорила не только мать, но и вы сами клятвенно уверяли?" "Да что ж это я на человека ополчился, милого, интеллигентного? - обозлился Дамир Ахатович. - А сам-то я чем лучше? И сидящие рядом славные, умные люди, разве они когда-то не обещали - друзьям, родителям, соседям, школе, сельсовету, любимой: "Выучимся - вернемся"? Вернулись... Сидим за армянским коньячком и клянем нынешнего председателя колхоза, родом который не то из-под Рязани, не то Казани, что запахал луга, радость и гордость Степного, выгадал два гектара посевных. А если бы этот бесспорно умный мужик, кандидат наук, вернулся в родные пенаты и возглавил колхоз, наверное, уберег бы дорогие для всех луга, нашел бы взамен другой клочок земли - в два гектара! Глядишь, и для общественного стада отыскался бы Теплотехник сохранил бы персидскую сирень, Станислав Михайлович прославил бы Степное народным театром, а к этому немногословному хирургу приезжали бы из области на консультацию, а я, Каспаров... Впрочем, каждому нашлось бы дело, только душой потянись, сердцем..." Дамир Ахатович больше не покидал тихую заводь. Свой путь на речку, каждодневные три версты утром и три вечером или уже в сумерках, проделывал только пешком, как в детстве. Утром, когда разъезженная дорога еще не пылила, а влажный предрассветный туман еще лежал на земле, он уже шагал по обочине, вглядываясь в овсы, словно надеялся увидеть там босоногого соседа-подпаска и гордого Монгола. Иногда он сворачивал в овсы и, шагая плохо пропаханным и плохо бороненным полем, встречая повсюду васильки и татарник, шел к ферме. Он подолгу, забыв о реке, бродил среди развалин, и только запах, не выветрившийся годами, напоминал, что здесь были овечьи кошары, и вдруг в тишине ему чудилось сотнеголосое блеянье и топот. Каспаров силился вспомнить, где стояла та белая юрта и где добрая старушка, волшебница с тонкими руками в тугих обхватах серебряных браслетов, кормила их свежим айраном. Но, сколько бы он сюда ни приходил, точного места он так и не установил. На этих верстах, оказавшихся нисколько не короче, чем в детстве, Дамир Ахатович с беспощадностью к себе снова и снова ворошил прожитую жизнь. Мать занеможет вдруг, кто рядом? Конечно, мир не без добрых людей, найдется кому подать стакан воды, но ведь у нее есть сын, внук, невестка... |
|
|