"Рауль Мир-Хайдаров. Чигатай, Тупик 2" - читать интересную книгу автора

несколько стариков, коротающих остаток дней в чайхане.
Другой минарет, видимо, и в лучшие свои годы был попроще и ростом не
вышел, да и кладка его из кирпича-сырца была без затей, не радовала глаз. То
ли устав от времени, то ли по какой иной причине наклонился он, и довольно
заметно, в сторону овражка, где бежала узкая торопливая речушка - сай. Иные,
демонстрируя свою образованность, называли минарет падающей башней и
упоминали про какой-то далекий итальянский городок. В махалле же минарет
называли просто - Кривой Мухаммад Ходжа.
Поговаривали, что минарет, построенный на деньги кривого ростовщика
Мухаммада, человека скупого и вздорного, хоть и совершившего хадж в Мекку,
наклонился сразу же после курбан-байрама. Глядящий в сай минарет был словно
людским укором ростовщику, обманувшему мастеровых при расчете. Каких только
денег ни сулил ходжа, чтобы выправили минарет, но охотников почему-то не
нашлось. Молва успела стать легендой, и следов ходжи давно не найти, а
минарет все падает и никак не упадет.
А рядом, за щербатым дувалом, обдавая пылью прохожих, нарушая все
правила ГАИ, неслись по Чигатаю серебристые рефрижераторы с местной
минеральной водой, а то, сверкая лаком и вызывая восторг махаллинской
ребятни, бесшумно лавировал по петляющей улице вишневый "Икарус", возивший
футбольную команду, известную всем своими взлетами и падениями.
Где-нибудь на улице, ежедневно меняя место наблюдения, таился толстый,
сонный на вид лейтенант ГАИ. Он как из-под земли появлялся перед
лихачами-шоферами, считавшими себя непревзойденными ловкачами, и, лениво
поигрывая жезлом, загораживая собой треть дороги, громогласно объявлял: "На
улице Чигатай движение одностороннее! Штраф плати!"
Вот так тесно сплеталось на этой улице старое и новое, вчерашнее и
сегодняшнее, прошлое и будущее, уже витавшее над махаллей...
Борис Михайлович Краснов появился в махалле в самом конце пятидесятых,
теперь уже далеких годов. Тогда его и по отчеству еще не величали, а звали
просто Борей или Борисом.
В осеннее утро, окрашенное теряющими листву чинарами, опаздывая, как
ему казалось, к месту назначения, стремительно несся он вверх по Чигатаю, на
ходу впитывая в себя контрасты не по-осеннему жаркой улицы. Его цепкий
молодой глаз, привыкший к мягким, теплым российским тонам, приметил в
разгоравшемся оранжевом свете близкого солнца и чинару, и минареты, и многое
другое...
Первые впечатления, восторг новизны, неизведанное и оттого прекрасное
чувство перемен в жизни, в краю новом, необычном, навсегда запали в сердце
молодого инженера. Было-то ему тогда неполных двадцать два года от роду.
Оттого, наверное, много позже - когда уже работал в другом районе огромной
столицы,- если случалось оказаться в старом городе, он вдруг ощущал какой-то
душевный подъем, как в те давние молодые годы, и каждый раз его обдавало
теплом и надеждой на перемены к лучшему.
На работе его приняли по-товарищески сердечно. Тогда, впервые
поднимаясь вверх по Чигатаю и разыскивая нужный тупик, Краснов удивлялся: да
может ли быть среди этих глухих, осыпающихся дувалов какая-нибудь служебная
контора? И закрадывалось сомнение - уж не напутал ли он с адресом?
Монтажное управление, вернее, здание, в котором оно располагалось,
оказалось и впрямь необычным, как необычным было для него все вокруг в этом
южном краю.