"Рауль Мир-Хайдаров. Ранняя печаль (Роман)" - читать интересную книгу автора

так легко и страшно, казалось бы, беспричинно, расстался с жизнью? А ведь он
был парень с характером, сильный, из тех, кто своего в жизни не упустит.
Видимо, все известное о нем оказалось обманом, в нем теплилась нежная и
легко ранимая душа, не принимавшая ни лжи, ни жестокости мира. Но об этом
теперь остается лишь догадываться, все тайны Халил унес с собой, и вряд ли
кто когда его вспомнит, кроме ссохшейся от горя старушки Сафии, что сдает
внаем дальним аульным казахам свой двор, свои просторные, давно небеленые
комнаты, медный самовар и последнюю на всю округу, изгрызенную степными
аргамаками, коновязь, когда те наезжают в райцентр на базар - продать
годовалую телушку или пяток баранов, а то мешок шерсти или килограмм козьего
пуха, или когда отправляются цыганским табором на грязи в соседний
Соль-Илецк.
А может, толчком к чтению и написанию вечной книги послужил совсем
другой случай, ведь в его воспоминаниях, как и в книге, нет хронологической
последовательности, память избирательна, неизвестно, кого выудит из тьмы
канувшего, и куда занесет, и, что удивительно, этот пестрый калейдоскоп
разрозненных событий, лиц и составлял реальную, без прикрас, жизнь, которая
текла по своим законам.
IV
...Ему одиннадцать лет, он уже давно пионер, отличник. И еще жив Иосиф
Виссарионович Сталин. Кажется, в ту весну началась его грандиозная программа
по насаждению лесополос и озеленению городов и поселков - великая и
благородная идея, воплощенная в жизнь, о которой сейчас так редко
вспоминают, не то чтобы повторить. До сих пор шумят в Мартуке, на Татарке, у
отчего дома, могучие карагачи и необхватные тополя и клены, высаженные
Рушаном в ту весну, - саженцы давали им в школе, бесплатно. Сейчас вокруг
степного Мартука поднялся настоящий лес, со зверьем, птицами, с грибами и
смородиной, и уже мало кто помнит, что он рукотворный и появился по указу
вождя.
Но Рушан вспоминал ту весну вовсе не из-за лесополос или вождя, хотя
тот прошел через всю его жизнь, и с ним вольно или невольно соприкасалась
жизнь каждого, и если в воспоминаниях и дальше где-нибудь всплывет имя
Сталина, которого иные теперь фамильярно величают Сосо, то это совсем не
дань моде, просто тень генералиссимуса накрывала даже далекий от Москвы
Мартук. В ту весну прибыл к ним на побывку со службы в далеком Ужгороде
младший брат матери, Рашид.
Рашида забрали в солдаты поздновато: он работал на железной дороге --
сначала кочегаром, а потом, после курсов, машинистом паровоза, и на него
распространялась какая-то бронь. И до армии дядя казался Рушану человеком
бывалым и значительным, особенно когда надевал полувоенный железнодорожный
китель с серебристыми нашивками и галунами. В краткосрочный отпуск он
заявился в звании старшего сержанта, а посему ходил в щегольских хромовых
сапогах со скрипом, сшитых на заказ в сапожной артели лучшим сапожником
Петерсом. Из неуставной одежды на нем еще бросался в глаза шарф и белые
перчатки из козьего пуха. Прибыл он в Мартук в середине марта, когда зима
еще раздумывала, стоит ли сдавать ей свои полномочия весне, но в воздухе уже
носились весенние запахи, и появились талые лужи на людных перекрестках, и
оседавшие на глазах сугробы, и капель с низких крыш днем - все говорило о
ее близости...
Март в те годы был месяцем особенным: на него почему-то обязательно