"Александр Мирер. Дождь в лицо" - читать интересную книгу автора

пистолетов. Но хохотать они перестали. И когда колонны Огненных двинулись к
ним, шурша по тропе и между деревьями, они сначала не особенно удивились.
Но только сначала.
"Наверно, так видна война с самолета", - подумала Аленка, и заставила
себя понять - почему появилась эта мысль. Муравьи шли колоннами, рядными
колоннами, и наклонившись, она увидела сквозь лупу в забрале, что сяжки
каждого Огненного скрещены с сяжками соседа. Скульптурные панцири светились
на солнце, ряды черных теней бежали между рядами Огненных - головы подняты,
могучие жвалы торчат, как рога на тевтонских шлемах. Крупные солдаты до двух
сантиметров в длину двигались с пугающей быстротой, но Аленка наклонилась
еще ниже и увидела в центре колонны цепочку, ниточку рабочих с длинными
брюшками и толстыми антеннами. Она сказала: "Андрюш, ты видишь?", а он уже
водил камерой над самой землей и свистел.
Они снимали сколько хватило пленки в аппаратах, потом пытались
переменить кассету кинокамеры, и в это время их атаковали сверху крылатые -
другие, не из диска, - и сразу покрыли забрала, грызли костюмы, и
вентиляторы завыли, присасывая муравьев к решеткам, а снизу поднимались
пешие, и Аленка испугалась. Она увидела, что Андрей судорожно чистит
забрало, и он был весь шуршащий, облепленный Огненными, как кровью облитый,
- и тогда она выхватила контейнер из-за спины и нажала кнопку.
... Аленка закрыла глаза. Это был великолепный и страшный день, когда
они поняли, что найден "Муравей разумный". Иной разум. После наступило
остальное: работа-работа-работа, и умные мысли и суетные мысли... Но тогда,
на тропе, было великолепно и страшно. Контейнеры стали легкими, а земля
густо-красной, и по застывшим колоннам бежали другие, не ломая рядов, и тоже
застывали слоями, как огненная лава. Когда ее контейнер уже доплевывал
последние капли аэрозоля, муравьи ушли. Все разом - улетели, отступили,
сгинули, бросив погибших на поле боя...
Под настилом послышалось сопение, скрежет. Аленка посмотрела сквозь люк
и сморщила нос. Здоровенный крокодил медленно протискивался между угловой
сваей и лестницей. По-видимому, он воображал, что принял все меры
предосторожности - над водой торчали только глаза и ноздри, и он явно
старался не сопеть и деликатно поводил хвостом в бурой воде. Над палаткой.
раздалось оглушительное: "Кр-р-рокодилы! Кр-р-рокодилы!" - попугай Володя
орал, что было мочи, сидя на коньке палатки и хлопая крыльями. Крокодил
закрыл глаза и рванулся вперед. Звук был такой, как будто провели палкой по
мокрому забору - это пластины панциря простучали по свае. Он не успел
нырнуть - Аленка навскидку всадила в него две пули, а Володя неуверенно
повторил: "Кр-р-рркодилы?".
- Позор! - сказала Аленка. - Какой ты сторож, жалкая ты птица?
Попугай промолчал. Он не любил стрельбы.
- А я не люблю мыть посуду. Тем не менее дисциплина нам необходима как
воздух. И еще я не хочу работать. Как ты на это смотришь?
- Иридомирмекс [аргентинский муравей, в просторечьи - "огненный"] -
оживленно сказал попугай. Он почесал грудку и приготовился к интересной
беседе, но Аленка сказала ему:
- Цыц, бездельник. Давно известно, что это не Иридомирмекс, а Эцитон
Сапиенс Демидови. Вот как. Остается только выяснить, Сапиенс он, или не
Сапиенс.
Она бросила в воду ведерко на веревке, залила грязную посуду, и снова