"Виктор Александрович Миняйло. К ясным зорям (К ясным зорям-2) " - читать интересную книгу автора

якшается со своей беднотой!..
Всех наших гостей, кроме фельдшера Диодора Микитовича Фастивца, вы
уже хорошо знаете. А эскулап прибился к нам, в Буки, недавно. Так если
услышите от кого-либо: "Каналия" - это про Диодора Микитовича. Этим нежным
и звучным словом обзывает он своих пациентов, а те, по простоте душевной,
его. А разница между ними та, что Диодор Микитович - человек образованный,
окончил военно-фельдшерскую школу, и если говорит про больного: "Живучий,
каналия!", то имеет в виду невесть что, а когда мужик о нем: "И живет же,
каналия!", то думает бог знает что.
Лечит Диодор Микитович с умом, никто у него, кроме как по воле
всевышнего, не умирал. Раны засыпал йодоформом, а вообще давал аспирин,
английскую соль, а кому - так и просто сладенькую водичку. Лучше всего
помогала последняя. "Придешь, выпьешь, помолясь богу, и все пройдет. Токо
гляди мне - три раза у день опосля еды. И чтоб ни-ни другого чего!..
Живучие, каналии!.."
Сам Диодор Микитович только, вероятно, и пил что сладенькую водичку,
потому как, несмотря на свои шестьдесят, выглядел молодо, был румяным и
без единой морщинки. Голову брил - "для прохладности", усы красил - под
носом черные, а на кончиках рыжие, глаза острые, блестящие, татарские.
Больных лечил прямо в приемной. Выйдет, а там уже душ двадцать.
Позовет санитарку, та вынесет ящичек с пузырьками и баночками, и Диодор
Микитович тычет пальцем в каждого, а другою рукой наугад нащупывает
пузырек.
- Тобе, Дарья, вот ето, а тобе, Агапья, вот ето, да что там долго
балакать, разбирайте сами усё из аптеки, а приношения складывайте на стол.
А ты, Явдокия, - это уже к санитарке, - гляди, чтоб второю рукой не брал,
что положит первой! Каналии!..
Интеллигентную публику, то есть всех, кто когда-либо закончил хотя бы
двухклассное министерское, и обоих лавочников - Тубола и Меира - Диодор
Микитович лечил по-иному. Для них он не жалел даже своего стетоскопа:
"Дышите, не дышите!"
Мы с женой старались не попадать в руки Диодора Микитовича. А в гости
позвали, потому что у него, говорят, неплохой баритон и он хорошо
затягивал малороссийские песни. Когда случалось у кого-нибудь петь о том,
как были у кума пчелы и наносили меду, в выразительнейших местах, где:
"тундилили, тундилили, ме-ге-еду!" - глаза у Диодора Микитовича едва не
вылезали из орбит и он ревел уже басом, а пламя в каганце трепыхалось, как
крылышко умирающей бабочки.
А когда случалась какая-нибудь жалобная, то закрывает глаза, пока
поет, а затем долго сморкается в клетчатый платок и плачет: "Ну и поють
же, каналии!.. Ну, такой никудышной народ, но поють же, ах, как поють!..
Каналии, да и токо..."
Но еще больше тешил всех Диодор Микитович своим поэтическим талантом.
Была у него толстая тетрадь в клеенчатом переплете, а в ней - что ни
страничка, то шедевр. Заголовки выведены цветными карандашами, на полях
цветочки, а стихи все "на мотив" и "в рифму":

Что ж, каналья, ти спишь,
Ить весна на дворе,
И суседи твои