"Борис Минаев. Мужской день" - читать интересную книгу автора

случайно я так долго откладывал ее в течение всего этого рассказа.
Мама называла дядю Юру просто - Цыган.
Папа мрачно шутил, что "пионерский лагерь" дяди Юры был в каких-то
необычных местах, потому что на Севере так загореть нельзя, только на юге.
Короче, дядя Юра был почти весь черный. Только волосы на висках седые.
Глаза у него были черные. Кожа темная, смуглая. Волосы... Ну, короче,
он был совсем темен лицом. Кроме того, кожа у человека, побывавшего в
лагере, приобретает совершенно иной оттенок, чем у москвича. На ней
появляется обветренность и здоровый румянец. По такому лицу сразу видно, что
человек побывал в разных переделках и знает, почем фунт лиха.
Когда дядя Юра улыбался, зубы у него на темном лице блестели как у
негра.
Кроме того, у дяди Юры был скрипучий голос. Букву "р" он выговаривал
так же как я. И имел несколько неприятных привычек. Например, мою маму он
называл так:
- Мариночка, душечка...
Она обижалась и иногда даже плакала.
Кроме того, дядя Юра носил очки и, снимая их, слегка протирал об нашу
занавеску. Это тоже не нравилось моей маме. Сняв очки, он смотрел на
окружающий мир подслеповатым, но при этом очень колючим взглядом.
И наконец, дядя Юра постоянно дарил папе ножи.
Это были совершенно замечательные ножи-самоделки - длинные, острые,
блестящие, красивой формы и с отличными наборными ручками. Не ножи, а
сказка. Но мама их боялась. Она говорила, что боится резать этой сказкой
мясо и капусту, потому что таким ножом можно отхватить сразу полпальца. А
если я схвачу такой нож - добавляла она про меня - то отхвачу сразу всю
ладонь. Или руку по локоть.
Кроме того, логично заключала мама, если дядя Юра опасается наших
соседей, им эти ножи показывать нельзя. Соответственно, ими нельзя
пользоваться. Потому что соседи имеют обыкновение приходить за солью в самое
неподходящее время. Так что мама убрала все до единого дяди Юрины ножи в
стенной шкафчик. А ножей было три-четыре или даже пять.
Дядя Юра пока никак по-другому моего папу отблагодарить не мог. Мне,
как я уже сказал, он подарил аквариум. А папе ножи. Но поскольку ножи были
убраны в стенной шкафчик, каждый раз при его появлении происходила такая
сцена - мама начинала резать хлеб или овощи на салат, и дядя Юра спрашивал:
- Марин, а где мой нож?
Мама краснела, равнодушно пожимала плечами и бросала через плечо:
- Да не помню... Здесь где-то.
Дядя Юра обиженно надувался и замолкал.
Наконец папе это надоело, и он переложил ножи обратно в кухонный стол.
В первый же вечер мама порезала палец - как сказал папа, нарочно.
Мама кричала на него сквозь слезы:
- Ну конечно, нарочно! Конечно! Тебе твой шурин дороже моего пальца! А
уж твоя сестра тебе дороже жены в тыщу раз! Или даже в миллион!
На что папа молчал и молча злился.
С аквариумом тоже ничего не вышло. Рыбки, за которыми мы с мамой долго
и нудно ездили на Арбат в зоомагазин, на следующий день сдохли. При этом мы
с мамой переливали воду, уставили всю квартиру баночками, рассыпали по полу
половину рыбьего корма, жалели рыб изо всех сил, и в конце этого следующего