"Павел Николаевич Милюков. Воспоминания (1859-1917) (Том 1) " - читать интересную книгу автора

запрещение это скоро перестало соблюдаться, и родителям пришлось смотреть
сквозь пальцы на совершившийся факт. Здесь шалости принимали уже, в виду
количества участников, коллективный характер и вели к усвоению "дурных
привычек". О набегах на соседний огород я уже упоминал. Но тут требовалось
все-таки молодечество, смелость, быстрота и натиск: словом, качества,
вызывавшие коллективное одобрение. Тут был и риск.
Один раз садовник огорода, подвергавшегося разграблению, погнавшись за
грабителями, оказался быстрее их и поймал одного из них, не успевшего
перескочить через забор, содрал с него штаны и здорово его оттузил. Я
благоразумно держался по сю сторону забора. Бессильна была попытка банды
приобщить меня к общему курению. Табака я не выносил - ни тогда, ни после.
Но так как все-таки от товарищей отстать не хотелось, я нашел выход: я сушил
листья бузины, крошил их и набивал ими свернутую из бумаги "сигарку". Едкий
дым проникал в нос и в рот и быстро прекратил эти попытки. Но были шалости и
похуже...


7. ДАЧА В ПУШКИНЕ

Этот отдел моих воспоминаний был бы неполон, если бы я не отметил,
какую роль в нашей с братом эмансипации от семьи имели наши периодические
наезды на дачу, построенную моим отцом на арендованном ("на 99 лет")
казенном участке между станцией и селом Пушкиным. Это была одна из первых
построек в дачном месте Пушкино; недавно перед тем проложенное трехверстное
шоссе окаймлял с обеих сторон нетронутый еловый лес. Участки тянулись
длинными полосами в глубь этого леса, местами очень густого; позади участков
шла просека, за которой продолжался тот же лес - до неведомых для нас
пределов; а направо от нас просека выходила к речке Серебрянке. Начало речки
терялось в болоте; у просеки можно уже было поставить купальню, а дальше
река быстро расширялась и превращалась в целое озеро, кончавшееся круто у
села и у фабрики француза Рабенека. Все эти сокровища были в нашем
единственном обладании, так как участки застраивались не сразу, кругом
никого не было, лес по ночам пугал нас всякими страхами, и я помню, как раз
ночью простоял очень долго против голого ствола, простиравшего ко мне
руки, - приняв его по крайней мере за медведя, если не за что-то более
неведомое и ужасное. По ночам в лесу сверкали светляки, еще усиливавшие
оттенок таинственности. Днем все страхи рассеивались, и мы расширяли свою
разведку все дальше и дальше, никем не тревожимые.
Пушкино сопровождает мои воспоминания во всех стадиях моего детства и
молодости, вплоть до кончины матери. Это, так сказать, энциклопедия или
сокращенный репертуар моих воспоминаний. Помню, как, еще во время постройки
дачи, мы были свидетелями рубки девственного леса, чтобы очистить для
постройки место. Мы были и тогда одни - и безнаказанно позволяли себе
удовольствие участвовать в примитивном завтраке рабочих, отведывая их
"мурцовку". Эта смесь чистой воды из колодца с накрошенным хлебом казалась
нам необыкновенно вкусной. Потом дача была построена, но оказалась
непригодной для зимы. Возле нее была пристроена, на коротком расстоянии,
кухня и над нею комната - теплушка, обитая войлоком. Тогда наше пребывание в
Пушкине стало более длительным: нас отпускали туда одних на целые праздники
Рождества. Это были целые экспедиции: закутавшись в шубки, мы приезжали с