"Линда Лаел Миллер. Флибустьер " - читать интересную книгу автора

волосам.
- Нет, детка, ты не больна, - сказала она. - Тут не обошлось без
доброго волшебства, так что не тревожься. Старуха ждала тебя очень-очень
долго. Она приготовилась. Допивай чай и усни. Завтра, как и всегда, яркое
солнце согреет твое сердце.
Фиби даже не пыталась отыскать в происходящем какой-либо смысл; она,
подобно Алисе, попала сквозь зеркало в другой мир. Она отставила чашку,
жалея, что та опустела, и откинулась на подушки.
- Что вы имели в виду, когда говорили, что ждали меня?
- Старуха умеет видеть многое только и всего. Она видит сквозь дым и
туман, поднимающийся от воды и танцующий под лучами луны.
- Ну, хорошо, - произнесла Фиби с усталой иронией и покорностью судьбе.
- Теперь мне, конечно, все ясно. - Она вздохнула, когда ее осторожно
накрыло легкое, мягкое одеяло. Ее слова прозвучали по-детски, и она это
понимала, но они вырвались у нее раньше, чем она успела придать им оттенок
серьезности. - Спокойной ночи, Старуха. Наверно, я больше вас не увижу,
потому что, проснувшись, снова окажусь в своем мире и все это останется
только во сне.
Старуха, сама себя назначившая в опекуны Фиби, покачала головой. -
Детка, тебе снится тот, другой мир, а не этот. Твой мир здесь, где живет
мистер Дункан и где живу я. Возможно, раньше ты блуждала впотьмах, но теперь
ты нашла свой дом.
- Конечно, - согласилась Фиби, и ее веки затрепетали и опустились.
Затем она снова услышала музыку, такую же изысканную, как и прежде, но на
этот раз полную не болезненной тоски, а сдерживаемой страсти и ярости. Она
не открывала глаз, боясь, что спугнет готовый прийти к ней сон. - Это Дункан
играет, верно?
- Да, - нежно сказала Старуха. - Он так говорит с тобой. А ты слушай и
попытайся понять.
Фиби улыбнулась, повернулась на бок и уютно устроилась на перине.
"Подсознание, - подумала она, прежде чем погрузилась в сон, чудесная вещь,
полная волшебства и тайн".
Дункан играл до тех пор, пока не очистил свою душу музыкой, не замечая,
какие пьесы он играет, поскольку знал бесчисленное множество мелодий и мог
сыграть любую из них. Однако эта ночь, как и многие другие, обладала своей
собственной мелодией, сложной, оригинальной, неповторимой. Излив гнетущее
беспокойство, душевное смятение, которое мучило его всю жизнь, он закрыл
крышкой сильно вытертые клавиши клавесина и вышел из гостиной.
Большой дом замер, успокоившись, и все же в нем отчетливо ощущалась
дрожь ее присутствия этой сумасшедшей или ловкой шпионки, которая называла
себя Фиби Тарлоу. Она казалась мальчишкой со своими коротко стриженными
волосами, и, возможно, ему бы следовало удостовериться, что она женщина,
если бы не завораживающая ложбинка между двумя округлостями над ее
шнурованным корсажем.
Он слабо улыбнулся. По правде говоря, его безумно одолевало искушение
все равно проверить или хотя бы развязать шнуровку. Очевидно, ему явно нужна
женщина и изрядное количество контрабандного рома.
Дункана сводило с ума именно это проклятое ожидание, то самое, которое
тревожило Алекса и прочих. Они были воинами, редко сидевшими без дела,
людьми, бороздящими моря, и время, проходящее в ожидании известий, было для