"Генри Миллер. Нью-Йорк и обратно (джазовая легенда) " - читать интересную книгу автора

взмывает над землей и вращается вместе с нею... ну, или почти. Он движется
со звездами в другом измерении, по крайней мере у него возникает подобная
иллюзия. Возникает ощущение власти - не той, прежней, которую порождало
прикосновение к земле, а сверхъестественной, которую дает освобождение от
земли. Это опасно. Спустя столетие человек снова начнет мыслить
астрологически. У него разовьется чувство полета, он упьется космосом,
новыми идеями пространства-времени, подобно тому, как захмелела Европа с
открытием Америки. Летчик станет уверять себя, будто желает попасть на Луну,
Марс, Юпитер, но в действительности никогда не достигнет их. Все, что он
найдет, это самого себя - человека, и еще один приступ неистовой
созидательной активности. Каждый раз, когда горизонт раздвигается, я имею в
виду воображаемый горизонт, земля сжимается. Жизнь не способна раздвигать
пределы - она цветет, дает побеги, развивает свои силы. Сегодня люди считают
очень важной возможность быстро перемещаться из одной точки в другую. Завтра
они замрут на месте, довольные тем, что не нужно никуда двигаться. Они
застынут как вкопанные и станут петь о путешествиях к неведомым сферам. Для
человека существует лишь одна дорога - дорога к Богу. На этом пути, ища и
молясь, человек обретает себя. Тогда он распахивает челюсти пошире и
запевает во все горло. И с тех пор Бог ему уже не нужен, поскольку Он
везде - дальше самых дальних звезд и ближе твоей собственной кожи. Я хочу
сказать, мы летим к Господу на аэроплане. Вот только ни один аэроплан не
долетит до Него. Как и ни один человек. Зато мы можем петь "Аллилуйя", и
когда мы обретаем себя, "Аллилуйя" не прекращается. Но только мне для этого
аэроплан не потребовался. Хватило пары мокасин и твердой почвы под ногами.

А теперь, братец Фредди, как тебе такая песенка? "Выше, выше, выше, моя
крылатая машинка!" Мы будем петь ее, забравшись на высший уровень, опираясь
ногами на последнюю строфу из "Фауста", пока голова не закружится. Туда,
вверх, в безначальное женское лоно. В конце концов, все сводится к зову
Природы, что твердит тебе, Богоподобному: "Стань собой! Оставайся на земле!"
Давай же отныне взмывать к облакам с этой песней и плавно спускаться на
парашюте. В последней строфе взор Гете проник неизмеримо дальше, чем взгляд
любого авиатора. Поэт стоял на метафизическом плоскогорье, между небом и
землей. Балансируя на краю вечного мгновения, спокойный, непоколебимый,
князь над людьми, он превозмог и прошлое, и будущее. Гете увидел великую
спираль движения, существующую сразу во всех сферах, ту, что начинается в
астрале и уходит в него же. Поэту открылась бесконечность. Прирожденный
авиатор, он на целое столетие опередил свое время. Гете умел замереть на
месте - и петь.

Вот, Джои, прежде чем запрыгнуть на борт, хочу поделиться кой-какими
сведениями об Эмпайр-Стейт-Билдинг. Спорим, у тебя волосы встанут дыбом.
Значит, так... После тринадцатого этажа голова уже не кружится, ибо, как
известно, скорость уток, летящих к экватору, обратно пропорциональна звуку
ядра, падающего сквозь пространство со скоростью восемьсот шестьдесят пять
миллионов девятьсот сорок семь миль в секунду. Окна - водостойкие, стены -
огнеупорные. Дамским бельем и туалетными принадлежностями торгуют на двести
двадцать седьмом этаже. Со дня основания небоскреба восемь миллиардов
семьсот шестьдесят пять миллионов четыреста девяносто две тысячи пятьсот
восемьдесят три посетителя поднимались до причальной мачты для дирижаблей,