"Кальман Миксат. Странный брак" - читать интересную книгу автора

погладил себя по животу и не без некоторой обиды ответил:
- Не за того вы меня принимаете, господа! Разве я похож на
какого-нибудь тщедушного портного? Я, мои дорогие, на дню по три-четыре
обеда съедаю, вот и эту парочку цыплят съем с солеными огурцами.
Что за чудесный это был мир! Его уж не вернуть!
Уладив дело с хозяином, студенты распрощались и с хозяйкой. Та
расчувствовалась, словно с давнишними знакомыми расставалась, и взяла с
юношей слово, что на обратном пути в университет они непременно ее навестят.
К тому времени, добавила он, подрастет новый выводок цыплят.
Наконец студенты отправились в замок, красная крыша которого
выглядывала из-за деревьев.
Боже милостивый! И замки в то время были иные. Суровой воинственностью
веяло от их гордо высившихся белокаменных стен. От самых ворот начиналась
аллея могучих, выстроившихся, как солдаты на параде, тополей, по двору важно
расхаживал павлин, волоча за собой тяжелый шлейф великолепного оперения. Все
было исполнено торжественной тишины и достоинства. Казалось, столетние дубы
не пропускали в парк скрип крестьянских телег, проезжавших по дороге. А в
раннюю весеннюю пору, когда дубы не успевали еще одеться листвой и налетал
ветер, их голые ветви стучали одна о другую - тук-тук, тук-тук, - и
казалось, это уже не ветки деревьев стучат друг о дружку, а где-то вдали по
дороге идут куруцы Ракоци.[5]
О Земплен, Земплен! Благословенна каждая пядь твоей земли. По ней
бродят величественные тени куруцев. Нет, они не исчезли. Вон они
расположились лагерем в долинах, под сенью невидимых шатров. Земля и поныне
принадлежит им, а не тем, кто на ней обитает. У живых только одна цель -
дождаться призыва усопших героев. Каждый куст, каждая пядь земли хранят и
будят воспоминание о них. Чу, где-то слышится конское ржание. Что это?
Видишь след на затерянной лужайке? Не след ли это желтого сапога? Да, да,
они здесь! Выходят из тумана, скользят между деревьями, появляются у
родников. Когда-то мифология населяла леса и родники фавнами, наяда-: ми,
кобольдами. Христианство изгнало их. Опустела земля, ах, как она опустела! И
только на этом маленьком клочке ее вновь возродился древний языческий мир,
населенный, однако, не уродливыми фавнами, а прекрасными богатырями. Они
живут, они ходят здесь, в шепоте леса слышны их голоса, - они не могут
исчезнуть, не должны исчезнуть. Ибо если они когда-нибудь исчезнут, то для
живых это будет равносильно смерти.
А - замки, усадьбы! Путник, если во время своих странствований ты
увидишь где-нибудь их старые стены, остановись и сними шляпу! Не ради их
нынешнего владельца: он, возможно, недостоин этого - играет в карты, курит
трубку, рыгает от обжорства. Но замок! Ведь замок уже давно перестал быть
родовым гнездом его владельца, который, быть может, только вчера за глаза
купил его по предложению какого-нибудь ловкого мак-дера, а завтра уже
поспешит продать, если почувствует, что сможет на этом нажиться. Старое
поместье не следует отождествлять с именем того, кому оно принадлежит ныне;
можно ли не думать о тех, кто жил здесь прежде, и о тех, кто поселится тут в
будущем. Отсюда тянутся нити, из которых загадочный челнок судьбы ткет на
станке времени полотно истории.
А как едали в этих поместьях! Готовилось и поедалось такое множество
всевозможных кушаний, что печные трубы почернели от сажи. Да, что и
говорить, много крестьянского пота было пролито на полях, чтобы из