"Кальман Миксат. Странный брак" - читать интересную книгу автора

не всегда входит в рай для того, чтобы вкусить плод от одной яблони, а чаще,
дабы любоваться красотой всех деревьев и цветов сразу. Утонченный Адам и
тогда может наслаждаться плодами райских деревьев, когда он не голоден.
Я вовсе не хочу возводить хулу на женщин того времени. Ведь они - наши
матери, они заслуживают почитания. Но я описываю эпоху, и мне надлежит быть
правдивым. Несомненно, они обладали многими хорошими качествами, были просты
и неприхотливы.
Но как же все-таки обстоит дело нынче? Конечно, женщины прошлого, с их
патриархальными привычками, наивностью и скромностью, исчезли; женщины же,
подобные маркизам Гоффрин, де Леспинасс и ле Деффон, все еще не появились у
нас в Венгрии. Их тонкими духами опрыскивают себя наши женщины, их платья,
шляпы и кружева уже завозят к нам поставщики модных товаров; что же касается
их богатой души, их очарования, привлекательного и оригинального ума - все
эти качества - увы! - не могут перебраться через границу. Все это говорится
лишь между прочим, ибо ясно, что в доме Дери никто в ту пору над этим не
задумывался; никто не заговаривал на эту тему за столом. Женщины оживленно
рассказывали о том, что однажды красивая вдова Шеньеи, эта ханжа, собирала
яйца из-под кур и разглядывала их, как принято, на свечку, как вдруг увидела
своего второго суженого, гусарского капитана, дородного и красивого малого.
И что же? Спустя четыре недели объявился он сам, точь-в-точь таким, как
предстал перед ней тогда. А позавчера в Уйхее уже сыграли свадьбу. ("Вот и
говорите после этого, кума, что не бывает чудес на свете!") Мужчины же в
столовой за бокалом вина поругивали императора, который слишком сурово
обращается с дворянством. ("Этот человек проглотит нас, господа!")
Господин Пал Ижипь (отец уже известных нам мумий) корил императора,
который еще в молодости показал себя. Когда в день своего совершеннолетия
наследный принц получил от отца деньги, чтобы купить себе по вкусу лошадей,
он подобрал четверку: очень крупную лошадь, с трудом передвигавшуюся от
собственной тяжести; строптивую кобылу, которая кусалась, вставала на дыбы и
никак не хотела пойти в упряжку; чахлую, тощую лошаденку, настолько старую,
что она еле ноги тащила, и кривую армейскую обозную лошадь. Когда император
Леопольд, увидев четверку, спросил сына, не рехнулся ли он и что собирается
делать с этими животными, сын ответил: "Я хотел показать их твоему
величеству: вот эта грузная, жирная лошадь - венгерское духовенство; вот
эта, строптивая, которую нужно взнуздать, - венгерское дворянство; а эта
заезженная кляча - венгерский народ". - "Ну, а та слепая лошадь?" - спросил
рассерженный император. "Это ты, мой сиятельный папаша, ведь ты всего этого
вокруг себя не видишь". ("Словом, я тогда же раскусил, чего можно ожидать от
его величества. Я в ту пору служил в гвардейцах при королевском дворе. Ох, и
красив же и молод я был тогда!")
Если бы этот разговор продолжался, собеседники высказали бы немало
горьких истин, ибо токайское вино - это такая влага, которая всегда
возбуждает в земпленском венгре неприязнь к австриякам. Но в этот момент
девушки выслали из своей комнаты маленького бездельника Пишту Сирмаи, пока
сами прятали "жгут" - носовой платок.
- Ну, малыш, хорошо вы там веселитесь? - спросил барон.
- Очень хорошо, дядя Иштван, только вот Маришка заболела. Ее отвели в
другую комнату. Горничная Верона сказала, что Маришку тошнит.
Дери отшвырнул от себя стул. Он всегда волновался, когда с дочкой
что-нибудь приключалось. Барон боготворил ее.