"Кальман Миксат. Осада Бестерце" - читать интересную книгу автора

прилетел в городскую думу и потребовал, чтобы именно его признали опекуном
девочки, поскольку он изъявил это желание первым. В противном случае
пусть-де городской магистрат пеняет на себя.
Городской голова, будучи по природе своей приспособленцем, совсем
растерялся и не знал, как поступить. Оба Трновские были могучими столпами
города Жолна и, навалившись, могли пошатнуть, а то и спихнуть с места любое
должностное лицо в магистрате.
Поэтому Блази предпочел оставить открытым этот неожиданно возникший
щекотливый вопрос. Лучше подождать: нередко и весьма болезненные прыщики
сами собой проходят.
Но этот прыщ сам собой не прошел. Едва кончились похороны, как дядя
Гашпар, покидая кладбище, на глазах у всех взял маленькую сиротку за руку и
сказал:
- Пойдем со мной, дитя!
Однако не успел он договорить, как к нему подскочил дядя Петер, красный
как рак с глазами, горящими ненавистью, и вырвал девочку из рук брата.
- Фарисей, не тронь мою подопечную! Благородного братца захотел из себя
разыграть! А вот это ты видел? (И он сунул под нос Гашпару фигу.) Пошли,
Аполка! Ну, шагай, раз, два, три!
Из глаз девочки градом хлынули слезы. Ее дергали из стороны в сторону,
а она стояла безучастная, не понимая, чего от нее хотят, о чем говорят. У
нее в ушах все еще отдавался глухой, леденящий душу стук комьев земли,
падавших пая крышку гроба.
- Отдай девочку, не то я тебе ребра переломаю! - рычал Гашпар.
- Это мы еще посмотрим, только подойди! Я в глаза твои бесстыжие плюну!
У, ростовщик!
- Ах ты, барыга! - взревел Гашпар, набросился на Петера и, ухватив его
за черный шелковый галстук, начал душить.
И братья принялись награждать друг друга пощечинами и тумаками к вящему
ужасу столпившегося вокруг богобоязненного люда.
Такой позор - и где? На кладбище, во время похорон! Нет, повезло
бедняге Дюри, очень повезло, хоть на том свете скрылся от этих негодяев. И
как только земля еще их носит!
- Давно бы пора уволить господа бога с его должности, вздыхал старый
безбожник и еретик Михай Дома, - за то, он таких вот людишек и богатством
оделяет, и почетом, и удачей!
Наконец одна бедная женщина, муж которой, писарь городской думы Йожеф
Кливени, почитал себя родственником покойной матери Аполлонии, улучила
момент, когда друзья драчунов, разняв, потащили по домам обоих братьев,
избивших друг друга в кровь, в разодранных в клочья рубашках, - и взяла
Аполлонию за руку.
- Не плачь, моя жемчужинка! - ласково сказала она, вытирая своим черным
траурным передником заплаканное лицо девочки. - Не ходи ты, дитятко, ни к
одному из них. Разве место тебе, маленькой нежной голубке, среди этих злых
коршунов? Иди лучше ко мне. Я хоть и бедная, но все же постельку тебе
постелю мягче ихней, потому что сердце у меня мягкое и потому что я тебя
люблю, моя маленькая!
Она погладила золотистые волосы малютки, поцеловала ее в лобик и,
воспользовавшись тем, что окружающие все еще глазели на драчунов, никем не
замеченная, увела девочку к себе домой. А рассвирепевшие дяди, кипя местью,