"Кальман Миксат. Осада Бестерце" - читать интересную книгу автора

снимать. И горе тому, кто способствовал преступлению!
Докопаться до истины было совсем нетрудно. Собственно, и не нужно было
до нее докапываться, поскольку истина, как огромное бревно, лежала поперек
дороги догадок. Часовые видели, как крестьянка с мешком картошки входила в
замок, комендант замка, господин Ковач, нашел в пустой тюрьме кучу
высыпанного на пол картофеля, часовые снова видели ту же крестьянку с мешком
на спине, когда она уходила из крепости. Значит, либо Бехенци превратился за
время своего заключения в картошку (что мало вероятно), либо женщина вынесла
его из замка в мешке, и тогда эта крестьянка с мешком картошки была не кто
иная, как Эстелла. Все было ясно, как божий день. Однако какая дерзость,
какое хитроумие! Видно, сам сатана, не иначе, выпестовал эту особу!
- Девица Эстелла совершила два преступления, полковник, - сказал граф
Иштван, обращаясь к Памуткаи и с довольным видом поглаживая бороду. -
Во-первых, помогла бежать моему узнику, что является вероломством и изменой,
во-вторых, сама бежала из замка.
- Но она-то не была узницей!
- Она моя собственность, черт побери! Я же купил ее за деньги, шестьсот
форинтов заплатил за нее. А ну, сосчитай-ка, Бакра, сколько это составит за
семь лет с простыми и сложными процентами.
Дьяк бросился в канцелярию произвести вычисления, а хозяин Недеца
отправил еще восемь конных "казаков" с приказом достать хоть из-под земли и,
заковав в кандалы, привести в замок не только Бехенци, но и Эстеллу.
- Слышишь, Ковач, объясни им все получше! Ведь если мы что-нибудь
упустим из виду, больше у нас нет в запасе "казаков". (Постоянная кавалерия
графа Понграца состояла из шестнадцати "казаков" в красных шароварах.)
Затем граф повернулся к Пружинскому и, дружески похлопав его по плечу,
сказал:
- Чуяло мое сердце, что должно произойти что-нибудь такое, ты ведь сам
видишь, полячок, больно уж пуста, бесцветна и скучна стала жизнь в последнее
время. Я порой уже подумывал: пришло, видно, мне время расстаться...
- Со мной? - испуганно воскликнул Пружинский.
- Да не с тобой, а с жизнью.
- Не говори так, Иштван! - пролепетал поляк, расчувствовавшись. - Что
бы я стал делать один, без тебя?
- Ну, сейчас об этом не может быть и речи. Однако, прежде чем ложиться
спать, выпьем, Пружинский, по чарочке. Как ты смотришь на это, старый
приятель?
- Черт возьми, за мной дело не станет! - отвечал поляк.
Граф распорядился принести в кабинет вина и кубки. Первый кубок он
осушил залпом во славу Екатерины Медичи. Второй тост он предложил за Польшу.
Пружинский, выслушав тост, разрыдался, как ребенок; Иштвану стало его жаль,
и он принялся утешать поляка:
- Ну, хватит реветь, старый каплун! Перестань, а то я рассержусь!
- Бедная моя родина, несчастная Польша! - зарыдал пуще прежнего
Пружинский.
Граф с силой стукнул кулаком по столу, и глаза его вспыхнули
лихорадочным огнем.
- Ладно, не плачь, я восстановлю Польшу. Ежели я рассержусь, так сделаю
и это!
Он закатал рукава и потряс в воздухе огромными мускулистыми кулаками.