"Вацлав Михальский. Храм Согласия ("Весна в Карфагене" #4) " - читать интересную книгу автора

сослуживца по московской больнице Вову-Полторы жены, мы давно отвоевали нашу
землю и были близки к окончательному разгрому немцев.
Обе сестры внесли в Великую Победу свою толику, свой вклад. Это на
рубеже двадцатого и двадцать первого веков слово "вклад" стало
ассоциироваться в России прежде всего с банковским вкладом, а в те далекие
времена большинство наших соотечественников понимали его как вклад усилий, а
то и самой жизни в войну с врагами народа, настоящими врагами - чужеземными
захватчиками, а не с назначенными диктатором в порядке истребления бывших
соратников в борьбе за бесконтрольную власть или в услужение этой власти,
которая почему-то и в СССР, и во всем остальном мире называлась "советской".
На самом деле Советы народных депутатов никогда не управляли страной. Они
были лишь ширмой, а управляла партия, попросту говоря, банда, поскольку
любая партия в любой стране организована по принципам банды: "Кто не с нами,
тот против нас". Когда страной правит одна банда, государство считается
тоталитарным, а когда по очереди две и больше - демократическим.
Восьмого января 1945 года Александра Александровна неожиданно встретила
на Одере шофера Вову-Полторы жены. Она узнала его по разным глазам:
маленькому серо-желтому правому и по большому синему левому, который, как
всегда, сиял весельем и отвагой. На войне, как и на гражданке, Вова был все
так же бодр, шепеляв, словоохотлив и нагл. В тот день его убило, а ее
ранило...
Александра давно чувствовала себя под прицелом, еще с лета 1944 года, с
тех пор, как попала на Сандомирский плацдарм. Слишком ловко шагала она по
войне, слишком безнаказанно. Раньше, в штурмовом батальоне морской пехоты,
Александра твердо верила, что она заговоренная, что ни пуля, ни осколок, ни
штык, ни холод, ни голод - ничто ее не возьмет. А за Вислой вдруг
почувствовала себя беззащитной и стала, как все смертные.
Восьмого января 1945 года главный хирург Папиков, его помощницы
Александра и "старая" медсестра Наташа срочно убыли из своего большого
стационарного госпиталя под Вислой почти на передовую, в ППГ первой линии.6
Там ждал их тяжелораненый генерал из Москвы - большая шишка, перевозить
которого было крайне опасно. ППГ приютился в овраге, почти на берегу Одера.
Операция длилась пять часов. Генерала они спасли и оставили на месте.
Папиков подтвердил по телефону Командующему фронтом, что перевозить
прооперированного не просто нежелательно, а категорически нельзя. Александра
не знала и никогда не узнала, что спасла от верной смерти того самого
проклятого ею генерала, который обидел в Севастополе ее комбата Ивана
Ивановича и из-за которого тот чуть было не застрелился. А если бы знала?...
А если бы знала, то и тогда заботилась о генерале так же безукоризненно. На
всю жизнь запомнила она слова своего мужа Адама о его отце-враче, который
сказал так: "Даже после того как в Гефсиманском саду Иуда предал Христа, я
бы не отказал ему во врачебной помощи".
Возвращались домой в мглистых сумерках быстро набегающего зимнего
вечера, удивительно теплого и тихого.
- Хорошо им, теплынь такая, дров надо меньше, угля, теплой одежки, -
философски изрек водитель, удерживая машину в глубокой колее. Как и многие
другие его коллеги, он всегда чувствовал себя не простым солдатом, а
человеком, без которого машина сама не едет, а значит, и начальство стоит.
Так что хочешь не хочешь, а не считаться с ним нельзя. Шофера звали Петром,
ему было под сорок - для фронта возраст вполне почтенный. Воевал Петр с мая