"Вадим Михальчук. Глория ("Черная пустошь" #1) " - читать интересную книгу автора

Христа ради", - мягко говорит Артур, наклоняясь ко мне, - ты не сможешь
долго притворятся тем, кем ты не можешь быть.
Он с каким-то непонятным мне удовольствием смотрит на меня:
- Ты быстро вырос, малыш.
- Может, это мир стал меньше? - ехидно спрашиваю я.
- Ты видишь, Чарли, Саймон вырастил ещё одного чертового философа в
моем доме, - поворачивается на стуле Артур.
Чарли улыбается, закрывая записную книжку и пряча в неё карандаш.
- Завтра встань пораньше, Алекс, нам нужно будет кое-что сделать, -
утомленным голосом усталого лорда говорит мне Чарли.
Он всегда говорит мне "Алекс" и мне всегда немного смешно оттого, как
он полностью произносит мое имя. Иногда мне хочется быть таким же умным и
недоступно далёким в своей немного натянутой вежливости.
- Кому "нам"? - спрашиваю я.
- Тебе, мне и Артуру.
Я порываюсь спросить о том, что же мы должны будем делать, но Чарли,
предугадав меня, поднимает вверх указательный палец правой руки, ладонью,
повернутой ко мне - его излюбленный жест.
- Завтра узнаешь.
Иногда я просто завидую Чарли. Иногда мне кажется, что он видит меня
насквозь.
Девушки накрывают на стол. Артур начинает расспрашивать меня о
проведенном мною дне и тут к нам подходит Саймон. Я, не оборачиваясь, узнаю
его шаги.
- Не обижайся, Саймон, - глухо мямлю я.
- Тут не что обижаться, малыш, - его голос, как всегда тёпл, - всё
идёт, всё меняется, ничего не стоит на месте.
Он пожимает мое плечо уже ставшим привычным для меня движением и
проходит к своему месту.
Мне грустно, кошки скребут на душе. Мне очень грустно, но возвращаться
не хочется. За эту зиму "Христа ради" встало мне поперек горла. Я не хочу
возвращаться и Саймон понимает это, как никто другой. Есть люди, способные
терпеть долго, и есть те, кто умирает, если долго сидит на одном и том же
месте каждый день с одной и той же оловянной кружкой в руках. Саймон знает,
что я принадлежу ко вторым. Он всегда знает всё.
Мне грустно...
Встал я рано. Вокруг всё ещё было серым, неясным. Я спустился во двор и
мои шаги были непривычно громкими в звенящей предрассветной тишине. Я
подошёл к колодцу, набрал воды в ведро и вытащил его наверх, роняя вниз
капли воды. Вода была холодной и когда я погрузил в ведро руки, то проснулся
по-настоящему. Я умылся, фыркая от удовольствия.
Дом постепенно просыпался: было слышно, как в конюшне ходит кто-то из
конюхов, как скрипят доски под его сапогами, было слышно, как лошади в
стойлах переходят с места на место, в кухне было слышно, как выгребают из
плиты сгоревший уголь - ширк-ширк.
Я вытер лицо полотенцем и сразу захотел есть. В последнее время мне
хотелось есть всегда, даже ночью. Я поспешил на кухню. Там уже была Марта,
ещё сонная, с розовым рубцом от подушки на щеке. Она сладко зевала,
потягиваясь, как кошка.
- Доброе утро, - сказал я.