"Сергей Михалков. Илья Головин " - читать интересную книгу автора

взяли, а песня ушла с нами. И по всем фронтам мы ее за собой пронесли. Вот
как соберутся мои герои, начнут песни петь, и обязательно среди прочих
других солдатских любимых запевают нашу "Головинскую". Вы извините, так уж у
нас прозвали эту песню - "Головинская"! А вы говорите, что вы массовых песен
не пишете.

Лиза берет с рояля одну из привезенных ею тетрадей и показывает
Рослому.

Лиза. Эта тетрадь?
Рослый (перелистывает тетрадь). Она... Она самая...
Лиза (отцу). Наброски к твоей опере, которую ты задумал тогда... на
Каме... в тридцать третьем году.
Головин. О чем же вы хотели написать письмо? Об этом случае с песней?
Рослый. И о песне тоже...
Лиза. Рассказывайте, рассказывайте, Глеб Максимович. Очень интересно.
Рослый. Было это дело, как я уже сказал, во время войны, а вот как
сейчас помню, этой весной лежу я в госпитале: у меня, извините, аппендикс
вырезали... Лежу я в своей палате и слушаю от нечего делать радио. Надо вам
признаться, что, кроме этой замечательной песни, другой вашей музыки я тогда
не знал. Так вот, когда по радио объявили музыку нашего Головина, я весь
превратился в слух и внимание.
Головин. Ну и что же?
Рослый. Ну - и ничего!.. Вы уж меня извините, ничего я не понял в вашей
музыке. Намучился я, пока до конца дослушал. И вот об этом и хотел я вам в
письме написать. Хотел у вас спросить, для кого и для чего вы ее сочинили? А
потом в газете статью прочел. Спасибо партии - объяснила!
Головин. Я очень сожалею, что доставил вам такие страдания.
Рослый. Что страдания? Горе! я всю ночь спать не мог. Лежу и думаю: а
может, думаю, отстал ты, генерал, от современной музыкальной культуры? В
консерваторию ты ходил редко, новой музыки ты слушал мало, некультурный ты
человек. Ничего ты в серьезной музыке не понимаешь.
Головин. Я это допускаю.
Рослый (волнуясь). А я вот подумал, подумал и сам с собой не
согласился. Как же так, думаю? Глинку я понимаю. Шестую симфонию
Чайковского. Девятую Бетховена сколько раз слушал. Понимаю? Понимаю! Песни
русские люблю. Сам пою. Волнуют они меня? Волнуют! А почему? Да потому, что
живет в них душа народа, потому что в настоящей музыке все поет, звучат
высокие чувства человека, поет его мысль о прекрасном в жизни. Поет сама
жизнь. Стало быть, генерал, ты правильно сделал, что Четвертую Головина не
понял. И не мог ты ее понять. Не для тебя ее писали.
Бажов. А ведь генерал прав, Илья Петрович. Коли не рассчитывать на то,
что тебя поймут твои современники, с которыми вместе ты сейчас на земле
коммунизм строишь, так ради чего тогда и жить на свете!
Рослый. Ради того, чтобы тебя через полвека твои потомки поняли? А
потомки-то наши ведь еще умнее нас будут. Тогда что? Что, если и они не
поймут?.. Нет, не нашу музыку вы сочинили, Илья Петрович! Не русскую.
Федор. Музыка может быть общечеловеческой, для всех людей.
Рослый. Я тоже хотел бы, чтобы она была общечеловеческой, но она прежде
всего должна быть глубочайше народной, и тогда уж, поверьте мне, ее будет