"Сергей Михалков. Илья Головин " - читать интересную книгу автора

оделись бы и прошлись, погуляли бы возле дома... Вторую неделю на свет не
выходите.
Головин (закрывает форточку). Ну, а представим себе, Что я застудил
грудь, заболел и умер. Представим себе.
Луша (испуганно). Что вы, зачем вам помирать! Поживете еще.
Головин. Я говорю предположительно: представим себе. В ста километрах
от Москвы, в стороне от шоссе, умер композитор Головин... Ничего трагичного.
"Спи, дорогой формалист! Такого композитора, как ты, мы всегда найдем!"
Луша. Что вы, Илья Петрович!
Головин. Вы, Луша, не пугайтесь. Это я так... фантазирую.
Луша. Зачем уж такое фантазировать?
Головин (подходит к Луше). Вы, Луша, добрый, хороший человек. Вы меня
жалеете. По-человечески, просто меня жалеете... А другие так же
"по-человечески" просто меня не понимают... Или не хотят понимать... Не
знаю... Хорошо, допустим, что вы, Луша, Лукерья Филипповна, меня не
понимаете...
Луша. Как вас не понять, Илья Петрович, вы очень даже понятно
объясняете.
Головин. Я говорю о музыке, о том, что я писал, ради чего я жил... я
допускаю, что вы, Луша, не в силах понять большого, серьезного музыкального
произведения. Я допускаю. Но ведь в конце концов ваш внук смог бы оценить и
понять меня.
Луша. Какое у него понятие! Ему только соску сейчас понимать.
Головин. Я говорю о будущем. Ну, скажем, лет через тридцать, через
пятьдесят, когда он вырастет и будет образованным и культурным человеком.
Вот сейчас обо мне пишут, что я в своем творчестве чужд народу... Я, Луша,
уверяю вас, что я - советский человек.
Луша. А как же! Мы все советские.
Головин. Почему же про меня говорят, что я далек от мыслей и чувств,
которыми живет мой народ? Почему?! Разве мне не дорого мое отечество? Меня
называли в числе передовых композиторов современности. Мне подражали... И
вдруг всех, кто меня хвалил, всех, кто меня ценил и понимал, всех этих
людей, Луша, объявили эстетами, снобами, формалистами... а впрочем, вам это
не к чему даже гнать.
Луша. Это вашего Залишайкина, что ли, объявили? Ох, не люблю я его.
Придет - сидит, сидит. И так все непонятно рассказывает. Говорит направо, а
сам глядит налево. По пяти кусков сахару в стакан чаю кладет! У меня,
говорит, печенка... Где ж это видано, чтобы по пять кусков? Ну, никакой
совести у человека нет! (Уходит.)

Головин подходит к радиоприемнику, включает его. Обрывки передач на
всех языках сменяют друг друга. Внезапно громкий и неприятный мужской голос
диктора по-русски, с едва уловимым иностранным акцентом, заполняет всю
комнату.

Голос диктора. "Это значительное произведение выходит за узкие рамки
национальной музыки и звучит как подлинный шедевр современной музыкальной
культуры, являясь ярким доказательством большого таланта Ильи Головина... К
сожалению, последняя, Четвертая симфония этого выдающегося композитора была
встречена в штыки официальными советскими коммунистическими кругами,