"Владимир Михайлов. Может быть, найдется там десять? ("Капитан Ульдемир" #5)" - читать интересную книгу автора

способный решать задачи не только планетарного масштаба, но и покруче. Но
всякий разгул чреват похмельем, в том числе и буйство войны. И вскоре после
того, как перестали бить фонтаны адреналина, я ощутил, что, похоже, этому
организму грозит распад - процесс необратимый, если учесть, что все мы были
уже в годах.
Я имею в виду, как вы понимаете, не то, как мы выглядели, не физическое
состояние, потому что каждый из нас пользовался своим рабочим возрастом и
для стороннего взгляда оставался прежним: кому было тридцать, кому - сорок,
дальше никто вроде бы не заходил, а Питек вообще утверждал, что ему
постоянно пятнадцать лет. Поди знай, как они там в свою эпоху измеряли свой
возраст, может, у них вся математика заканчивалась на пятнадцати, а дальше
было просто "много" и "очень много". Да, с этим проблем не возникало. Но вот
главное - наши тонкие тела, космическая основа каждого из нас ни на какие
ухищрения не поддавались, а ведь именно они определяют отношение человека к
жизни, а вовсе не физика. И то, что у близкой женщины не возникает к тебе
претензий, теряет значение система отсчета и перестает укреплять веру в себя
и в свою нужность жизни. Это очень серьезный рубеж; и если ты вовремя не
заметил его, не сделал ничего, чтобы затормозить перед ним и изменить
направление своего движения на какое-то другое, где до этой линии еще
далеко, можешь считать свой путь завершенным: дальше будет только
ускоряющееся падение - и все. Хотя со стороны ты все еще выглядишь молодцом.
Вот тогда-то я и отправился на экскурсию и очень скоро понял, что
расчет оказался неверным с начала до конца. Думалось, что это будет пробежка
по местам былых успехов - на деле же получилась донельзя грустная прогулка
от одного могильного холмика к другому. И каждый раз в очередной могиле
лежала любовь. Потому что память может постепенно растерять все или почти
все, но любовь сохранится, и останется только носить траур по ней.
Я понял это перед последним броском на Ассарт, и вдруг мне совершенно
расхотелось возвращаться туда, потому что я чувствовал, что это будет визит
к новой могиле, самой свежей: мои отношения с Ястрой неуклонно катились к
этому. Мне удалось заметить опасный рубеж, когда до него оставалось еще не
менее полушага. И тогда я и обратился к Нему. Хотя и понимал, что выхожу за
положенные мне пределы. Нас ведь - таких, какими мы стали, создали Фермер и
Мастер, мы были как бы инструментом в их руках, как и сами они, былые
аватары, суть не более чем инструмент в руках Предвечного. А инструменту ни
к чему проявлять свою инициативу. Итак, я понял, что ответа не последует.
Предстояло только решить, хочу ли я угасать в одиночестве - или умереть
на людях, где, как говорится, и смерть красна? Я имел в виду, конечно,
только друзей и соратников, наш сборный экипаж.
По моим прикидкам, как раз к этому времени экипаж должен был вернуться
на Ассарт. Не то чтобы во Вселенной больше не осталось ничего
привлекательного, но мы привыкли существовать в постоянном общении друг с
другом, и была эта потребность всегда сильнее, а главное - долговечнее, чем
те желания и стремления, которые временами определяли жизнь каждого из нас.
Поэтому Питек, например, оторвался от женщин в том мире, куда он было
кинулся, в мире его рождения. Уве-Йорген насытил свою страсть, из мира своей
молодости удрав на планету, где можно было охотиться сколько влезет, но
влезло в него не так уж много. Георгий еще раз поработал мечом в
Фермопильском сражении, однако это более не доставило ему тех глубоких
переживаний, с которыми связывалось раньше. Возможно, он в глубине души