"Владимир Михайлов. Наследники Ассарта ("Капитан Ульдемир", книга четвертая)" - читать интересную книгу автора

Офицер, казалось, не удивился.
- Каким способом, Бриллиант?
- По дорогам. Или вы считаете, что воздухом - лучше?
- Нет, Бриллиант, я так не думаю.
- Возьмем Карету Власти - и два боемобиля.
- Сколько воинов взять?
- Столько, сколько уместится. Топлива - максимум, вооружение - самое
серьезное.
- Слушаюсь, Бриллиант Власти!
Капитан отдал честь, повернулся и вышел.


- О-О-О-У-У-У-Ы-Ы-Ы...
- Питек! - крикнул я. - Да уймись ты хоть ненадолго! Уши вянут!
- И в самом деле, - поддержал меня Уве-Йорген. Голос его, более
звонкий, чем обычно (сказывалось выпитое, а может, и не только оно),
донесся от костра. - От твоей арии наши дамы, чего доброго, в монастырь
запросятся, а они тут для другого времяпрепровождения.
Два женских голоса поддержали его, два других воспротивились:
- Не мешай ты, хмурый!
- Пусть веселится! Всем - веселиться! Во имя Веселой Рыбы!..
Вой все же стих. Через несколько секунд Питек появился передо мной -
первобытно-голый, из всей одежды на нем оставались даже не слипы, а лишь
набедренная повязка - для нее было использовано полотенце; растрепанные
волосы свисали на глаза, на груди виднелись многочисленные следы поцелуев:
завербованные им дамы явно пользовались дешевой помадой. Он глубоко дышал,
в густой шерсти на его торсе застряла сухая хвоя, и черный блестящий жук
старался выкарабкаться из волосяных зарослей на волю. В каждой руке Питек
держал по стакану. Один протянул мне.
- Не грусти, капитан. Выпей. Не пристало тебе отставать от экипажа. И
прости: в такую ночь песня сама просится наружу.
Это называлось у него песней, и в его репертуаре было множество
подобных. Как объяснял Питек, в его времена для каждого дела и события
существовала своя особая песня, и он помнил все их до последнего звука.
Правда, нам, людям других эпох, все эти звукоизвержения казались
совершенно одинаковыми; вероятно, мы не обладали первобытной остротой
слуха. Может быть, если бы Питек исполнял свои номера почаще, мы бы и
научились разбираться; но он пел только под очень большим градусом. Тем,
кто представляет, как много он мог выпить, не пьянея, легко понять, что
сольные концерты его случались крайне редко. Сегодня был как раз такой
случай, и он стоял передо мною и даже чуть покачивался. Но рука его,
сжимавшая стакан, не дрожала.
- Выпей, капитан, - повторил он.
Я принял угощение. Это было местное деревенское пойло - не лучше и не
хуже всех других такого же рода. Я выпил. С таким же успехом я мог бы
выпить просто стакан воды: меня сегодня не брало. У меня был день
воспоминаний, день грусти и печальных размышлений о тщете надежд и
бессмысленности жизни. Такое накатывает на многих, начиная с определенного
возраста. С того, через который я давно уже перешагнул, сделав, по моим
прикидкам, предпоследний шаг. С возраста, когда главное в своей жизни