"Николай Григорьевич Михайловский. Час мужества " - читать интересную книгу автора

пузырями от бедра до колен. На первых порах новичок казался "белой вороной"
среди таких же молодых парней, но уже не салажат, а настоящих моряков,
одетых по всей форме и считавших себя морскими волками. И с легкой руки
какого-то остряка пристала к нему кличка - Галифе.
И вот к борту "Кирова" пришвартовался пограничный катер с усиленной
охраной. На корабле уже все было готово к приему ценностей. Выбрали наиболее
надежное помещение. Трюмный машинист Кучеренко перекрыл трубопроводы воды,
пара и доложил об этом в пост живучести. Инженер-механик проверил помещение
и закрыл на ключ.
Маленький полный человек в макинтоше и черной широкополой шляпе первым
поднялся с катера и, ступив на палубу, обратился к краснофлотцам, которым
предстояло принять драгоценный груз:
- Осторожно, товарищи. Не дергайте мешочки, а то рассыплется...
- Не беспокойтесь, все будет в порядке! - ответили ему.
Мешки, наполненные денежными знаками, и совсем маленькие мешочки с
золотом передавались из рук в руки по цепочке, от трапа и до самой каюты в
носу.
Петр Григорьев помнил наказ комиссара корабля, все время находился на
палубе, встречал моряков, направлял их дальше, следил, чтобы ни на минуту не
останавливался живой конвейер.
- Быстренько, быстренько, - поторапливал он.
Минут за двадцать все доставленное на катере перенесли в каюту. Дверь
опечатали. У входа стал часовой.
Никто не знает, удалось ли фашистам разведать, что именно на "Киров"
будут погружены ценности Государственного банка, но факт остается фактом:
именно на нем сосредоточила огонь немецкая береговая артиллерия и на него
отвесно бросились пикировщики. Корабль, управляемый капитаном 2 ранга
Сухоруковым, маневрировал на рейде среди разрывов бомб и снарядов и
мастерски уклонялся от прямых попаданий.
И вдруг взрыв снаряда. Ранен был и Петр Григорьев. Вмиг все помутилось
в глазах, но сознания все-таки не потерял. Глянул вперед, а там на корме
вовсю бушует огонь и к глубинным бомбам подбирается. Видя нависшую
опасность, Петр усилием воли заставил себя подняться и кое-как ползком,
ползком, опираясь на локти и отталкиваясь ногами, добрался до кормовой башни
и крикнул из последних сил: "Ребята, пожар!". Краснофлотцы, укрывшиеся было
в башне, выскочили оттуда, схватили огнетушители и быстренько справились с
огнем.
Подняли Петьку-Галифе, положили на носилки и в лазарет. Положили на
операционный стол, врач сказал: "Терпите. Больно будет", - и стал извлекать
осколки. Петр от боли кусал губы, но ни слова не произнес. Тяжко было
сознавать, что в самый неподходящий момент он вышел из строя и лежит
забинтованный, как кукла.
Когда стемнело и бой затих, раненых переправляли на берег - в
госпиталь. Их провожали товарищи, и каждый протягивал руку в знак сочувствия
и благодарности за расторопность, проявленную моряками в минуту опасности.
Краснофлотцы подбадривали своего друга Петра Григорьева:
- Галифе! Не вешай нос! Все будет в порядке. До встречи в Кронштадте!

А на той стороне, куда мог проникнуть лишь глаз советской разведки, в
это время события разворачивались так.