"Василий Мидянин. Магистр" - читать интересную книгу автора

бессильны против диверсанта-одиночки со штык-ножом, который без особых
усилий вскроет вашу оборону как консервную банку, а потом перережет вас,
беспомощных, словно баранов, пока вы в панике осуществляете артиллерийские
залпы по площадям в ста километрах от него и пытаетесь выкатить из ангара
неуклюжие стратегические бомбардировщики. Сатанисты, впрочем, проиграют
тоже, потому что хоть они и избрали правильную стратегию, их тактика не
выдерживает никакой критики. Несчастные идиоты, - весело проговорил Зверь. -
Дети, истинно что дети; взрослые дети. Они ведь прекрасно понимают, что
сатанизм - религия предельного, возведенного в абсолют прагматизма, апология
клинического индивидуализма. С чего же они решили, что их Темный Господь
вдруг нарушит постулаты собственного учения и возьмет их в свое Царствие,
хотя не получит от этого ровно никакой выгоды? Они считают себя столь
интересными собеседниками, без которых Люциферу будет скучно на этой земле,
или наивно полагают, что Князь окажется обременен нелепым чувством
благодарности, если они помогут его возвышению? Высшие иерархи Темного
ордена, похоже, так до конца и не сумели осознать, что они - вовсе не добрые
няньки и не пастыри Антихриста, не черное воинство, не возлюбленные верные
слуги у подножия трона и даже не презренные черви в грязи у моих ног. Что
они просто мясо для Зверя, которое необходимо мне, чтобы набраться сил перед
Последней Битвой...
- Ты безумец, - сказал Михаил, прикрывая слезящиеся от дыма глаза. - Ты
сумасшедший, возомнивший себя богом. Рано или поздно темные прикончат тебя и
будут совершенно правы. И я стану тихонько скорбеть в скиту о твоей навеки
загубленной душе.
Зверь тепло улыбнулся ему, словно услышал изысканный комплимент.
- Нам нужно было встретиться лет пятьсот назад, Магистр, - проговорил
он. - Возможно, тогда мой путь наверх был бы гораздо короче. За меня было бы
кому молиться.
- Пятьсот лет назад меня без разговоров сожгли бы на костре, - пожал
плечами Михаил. - Список моих злодеяний огромен. Но бесконечно милосердие
Божье.
- Милосердие Божье?! - саркастически переспросил Иальдабаоф. - Теперь
я - Бог! Сейчас ты можешь рассчитывать только на мое милосердие, червь,
жалкая оболочка, потому что сейчас я - божество, и лишь я держу в своих
руках тончайшую нить твоей...
Он произносил еще какие-то слова, непонятные и уже ненужные, потому что
реальность вокруг застывшего в глубочайшем изумлении Михаила вдруг начала
оплывать, словно церковная свеча, истаивать подобно куску сухого льда,
стремительно менять очертания, приобретая вместо расплывчато-иллюзорных
строгие, законченные и очень знакомые формы. Великосхимник с удивлением
окинул взглядом поляну. Он оценивающе посмотрел на странного незнакомого
человека в испачканном глиной осеннем плаще, сидевшего на пеньке, закинув
ногу на ногу, и вдохновенно разглагольствовавшего о какой-то ерунде, - и
машинально отметил чрезвычайно высокий магический потенциал оратора. Он
потер кончиками пальцев друг о друга, с наслаждением ощутив знакомое чувство
маленькой колючей искры, проскочившей между пальцами.
Евронимус обожал благодарных собеседников, которые умеют слушать, не
прерывая плавное течение его мыслей, поэтому еще около минуты он продолжал
страстный монолог, не обращая внимания на странную неподвижность
великосхимника.