"Барбара Майклз. Поместье 'Серые виселицы' " - читать интересную книгу автора

так понравился ему самому, что он повторял его каждые полчаса. Несмотря на
тетино презрение к свежему воздуху, холодная ясная погода очень освежила
меня. Я не осознавала, как я устала от спертого воздуха и бессонных ночей.
На одной из узких улочек мы миновали пляшущего медведя, которого держал
на цепочке нищий в лохмотьях. Мистер Померой приказал остановить карету и
велел начать представление с медведем. Грязный темнокожий мошенник так и
просиял белозубой улыбкой. Он надеялся на внушительные чаевые и получил их.
Медведь был огромным неухоженным зверем, и было смешно смотреть, как он
пытается неуклюже танцевать. Хозяин резко дернул его за ошейник, чтобы
лишить его равновесия, и тетя хохотала до упаду, видя его неуклюжие попытки
удержаться на ногах.
Почему-то мне не понравилось это представление. Я видела глаза зверя,
когда он спотыкался. Я знала, что он всего лишь бессловесное животное, не
умеющее чувствовать, как сказал мистер Померой, ему даже нравилось
выступать. Но что-то в глубине его глаз, затуманенных, как неотполированный
агат, заставило меня чувствовать себя неуютно.
Этот медведь приснился мне ночью, но, проснувшись в подавленном
настроении, я не могла точно вспомнить своих снов. Цепь, проплешины в густом
мехе зверя были частью его, а потом было еще что-то про цепь на моей шее. Я
заставила себя не думать об этом - до бала оставался всего один день. Но на
уроке музыки я, к своему удивлению, внезапно разразилась слезами.
Фердинанд побледнел. Его длинные белые руки трепетали, как птицы, не
осмеливаясь дотронуться до меня. Не понимая причину моего огорчения, он
решил, что чем-то оскорбил меня, и, когда слезы немного утихли, я припомнила
свой слабый итальянский достаточно для того, чтобы понять, что его попытки
утешить меня своей нежностью выходят за рамки приличий: Сага... mio
tesoro... belissima... <Дорогая... сокровище мое... прекраснейшая... (ит.)>
Я выпрямилась. До этого я живописно опиралась на арфу, и, несмотря на
то, что поза была прелестна, угол арфы больно врезался в мое тело.
- Не расстраивайтесь, - вздохнула я, - вы не виноваты. Я не знаю, что
со мной, - наверное, это из-за того несчастного животного.
Я рассказала ему о медведе. Не думаю, что это была действительно
причина моих слез, но я должна была что-нибудь сказать, чтобы успокоить его
тревогу. Пока он слушал, его синие глаза наполнялись слезами. Он был очень
чувствительным человеком.
- Вы - сама доброта, - воскликнул он, - сама нежность! Вести вас на
такое зрелище! О, эти холодные, черствые англичане, они не в состоянии
оценить такое сердце, как ваше. Не плачьте. - Его участие вызвало у меня
новый поток слез. - О, не плачьте, cirissima <Дорогая (ит.)>. Я не могу
перенести ваших слез.
Мы оба заливались слезами, его увещание не подействовало. Наши глаза
встретились, я увидела его сквозь влажную пелену, и что-то странное
произошло внутри меня. Медленно я поднялась на ноги, медленно протянулись ко
мне его тонкие белые руки. В следующую секунду мы оказались в объятиях друг
друга.
Первый раз в жизни мужчина держал меня так близко. Я почувствовала
слабость в коленях. Я не представляла себе, что это так приятно. Я приникла
к нему...
В коридоре за закрытой дверью гостиной слуга уронил поднос. Мы
отскочили друг от друга, как будто невидимые руки оттолкнули нас.