"Густав Майринк. Человек в бутылке (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

крутыми берегами фантастических видений; заставив однажды замереть от
восторга сердце художника, они теперь на своем простом, неспешном языке
напрасно шептали что-то вслед несущимся без оглядки душам современных
людей.
Слуги внесли на серебряных подносах освежающие напитки - шербет и
вино. Кресла были составлены в оконные ниши.
И вот стена одной из узких сторон зала, потрескивая, подалась назад, и
из темноты медленно выкатилась разверстая тигриная пасть: иллюзия
достигалась красно-бурым, с желтыми подпалинами обрамлением сцены, сверху и
снизу торчали ослепительно белые клыки.
В середине, как будто застряв в розовой шелковой глотке кулис, -
огромная, почти в два человеческих роста, пузатая бутылка из толстого
двенадцатидюймового стекла.
Потом распахнулись колоссальные, эбенового дерева, створки, и в зал
мерным, величественным шагом вступил слон, его гигантский лоб украшала
сетка из золота и сверкающих драгоценных камней. Красный Палач сидел на его
шее и правил острым концом своего топора.
Аметистовые цепи свисали с бивней, лениво покачивались опахала из
павлиньих перьев, пурпурные кисти златотканых покрывал, ниспадавших с боков
благородного животного, волочились по полу.
Торжественно и спокойно шествовал слон по залу.
Вереницы масок тянулись за ним, приветствуя знатных актеров, сидящих в
паланкине на его спине: князь Дараш-Ког в тюрбане с аграфом, в котором
торчало перо цапли, рядом - граф де Фааст в костюме Пьеро. Неподвижно и
мертво, как деревянные куклы, свисали марионетки и музыканты.
Достигнув сцены, слон стал хоботом снимать седоков одного за другим;
вот под аплодисменты и крики ликования он подхватил Пьеро и опустил в
горлышко бутылки; металлическая пробка закрылась, а князь, скрестив ноги,
устроился сверху.
Рассевшись полукругом, музыканты извлекли странные, тонкие, какие-то
призрачные инструменты и снова замерли.
Слон серьезно посмотрел на них, потом повернулся и медленно направился
к выходу. Дурачась как дети, маски гроздьями висли у него на хоботе и
бивнях, дергали за уши, пытались удержать, а он, казалось, даже не замечал
этой возни.
Представление началось. Неизвестно откуда, как из-под земли, в зал
проникла тихая музыка.
Но кукольный оркестр и марионетки, словно отлитые из воска, были
по-прежнему безжизненны.
Флейтист таращил на потолок свои стеклянные бессмысленные глаза;
женщина-дирижер, одетая в стиле рококо - парик, шляпа с пером, - как будто
вслушиваясь, держала свою палочку вскинутой и таинственно прижимала тонкий
пальчик к губам, которые змеились в зловещей похотливой усмешке.
На авансцене - три марионетки: горбатый карлик с белым, как мел,
лицом, седой ухмыляющийся дьявол и бледная размалеванная певичка с
красными, алчными губами; казалось, в своей сатанинской злобе они проникли
в какую-то страшную тайну, знание которой заставило их окаменеть в
последней судороге гнусного животного оргазма.
Умопомрачительный кошмар летаргии высиживал эту неподвижную группу,
как яйца.