"Густав Майринк. Урна в Ст. - Гингольфе (Сб. "Люди без костей")" - читать интересную книгу автора

И вдруг, сквозь чащу, крошечный луч месяца осветил орнамент на урне и
создал на отшлифованной капители горящий ужасный глаз, смотревший в лицо
мужчины вытаращенным коварным взглядом..

***

Ноги, подгоняемые ужасом и страхом, мчались через лес и треск
хвороста вспугнул молодую мать.
Шум стал слабее, потерялся вдали и замер.
Но она не обращала на это внимания и прислушивалась в темноте, с
остановившимся дыханием, к какому-то незаметному, еле слышному звуку,
родившемуся как бы из воздуха и достигшему ее уха. Разве это не был тихий
плач? Совсем рядом с ней?
Неподвижно стояла она и прислушивалась, прислушивалась с закушенными
губами, ее слух стал острым, как у зверя; она задерживала дыхание до того,
что начинала задыхаться и все-таки дыхание, вырывавшееся из ее рта,
казалось ей шумом бури; сердце гудело, и кровь в жилах бурлила подобно
тысяче подземных ключей. Она слышала как скребутся гусеницы в коре
деревьев и незаметно колеблются травинки.
И загадочные голоса зарождающихся, неродившихся еще мыслей, от
которых зависит судьба человека, - невидимо сковывающие его волю - и
все-таки тихие, гораздо более тихие, чем беззвучное дыхание растущих
растений, звучали чуждо и глухо в ее ушах.
А между ними плач, болезненный плач, обволакивающий ее, звучащий над
ней и под ней, - в воздухе, - в земле.
Ее дитя плакало, - где-то там, - здесь, - ее пальцы сжимались от
смертельного ужаса, - бог поможет ей найти его.
Совсем, совсем близко от нее должно оно быть, бог хочет только
испытать ее, - конечно!
Вот плач послышался ближе и громче, безумие машет своими черными
крыльями и затемняет ими небо, - весь ее мозг - один единственный,
истерзанный слуховой нерв.
Минуту, еще минуту сострадания, о боже, пока она найдет свое дитя.
Полная отчаяния, она бросается вперед на поиски ребенка, но шум
первых же шагов ее поглощает тонкий звук, путает слух и приковывает ногу к
прежнему месту. Беспомощная, она останавливается, недвижная как камень,
чтобы не потерять следа.
Снова она слышит свое дитя, оно зовет ее, но вот лунный свет
прорывается через парк и сверкающими потоками низвергается с верхушек
деревьев, и украшения на урне светятся, как белый перламутр.
Резкие тени кипарисов указывают: здесь, здесь поймано твое дитя,
разбей камень. Скорей, скорей, пока еще не задохнулось; но мать не видит и
не слышит.
Отблеск света обманул ее; в беспамятстве бросается она в чащу, до
крови царапает руки о терния, и шарит в кустах, как беснующийся зверь.

***

Ее жуткие вопли несутся по парку.
И белые фигуры приходят из замка и рыдают, и держат ее руки и, полные