"Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византийское богословие (Исторические тенденции и доктринальные темы) " - читать интересную книгу автора

опытным единством во Христе Едином, о Ком в прошлом свидетельствовали
апостолы и Которого вновь смогут созерцать все поколения, когда Он явится в
Последний День.
Но если нет никакого развития в содержании веры - то есть в Личности
Христовой, всегда равной Самой Себе, - а развитие если и происходит, то лишь
в формулировании этого содержания и в его соотнесении с меняющимся миром,
что же тогда было для византийцев значимым в доктринальных определениях и
соборных постановлениях? На этот вопрос отвечают сами тексты византийских
богословов: все вселенские соборы, начиная с Собора в Эфесе (431 г.), - это
был первый Собор, все протоколы заседаний которого уцелели, - явно
настаивали на том, что любые определения и толкования доктрины не суть цели
сами по себе и что соборные отцы, очень неохотно, вырабатывали формулировки
и определения различных вопросов вероучения только затем, чтобы исключить
неверные толкования, предлагавшиеся еретиками. Самое знаменитое соборное
определение - Халкидонское - наиболее откровенное в этом отношении. Соборное
постановление начинается с торжественного подтверждения Никейского и
Никео-Константинопольского Символа Веры, провозглашающего следующее:
Эта мудрая и душеполезная формула Божественной милости достаточна для
совершенного познания и утверждения религии; ибо она научает совершенному
учению об Отце, Сыне и Святом Духе и представляет Воплощение Господа тем,
кто верно примет это. Но так как особы, требующие прекратить проповедание
Истины посредством своих личных ересей возбуждают пустословия, ... этот
нынешний святой, великий и Вселенский собор, решая исключить всякое
предумышление против Истины и научая, что таковая неизменна от самого
начала, имеет постановить: да пребудет вера 318 отцов [Никеи] нерушимой (5).
Определение о двух природах Христовых, следующее за этой преамбулой,
рассматривается только как средство защитить то, что уже было сказано в
Никее. К тому же начинается это определение со стандартной формулы: "Следуя
святым отцам...". Идентичные формулы использовались всеми византийскими
соборами последующего периода.
По-настоящему важное следствие подобного подхода состоит в заботе о самом
понятии Истины, которое мыслится византийцами не как концепция, которая
может быть адекватно передана словами, но как Сам Бог, - Лично
присутствующий в Церкви и обретаемый в Церкви в Самой Его личной
тождественности. Ни Писание, ни соборные определения, ни богословие не могут
вполне выразить Его; каждое из них способно лишь указать на какие-то стороны
Его бытия или отвергнуть неверное истолкование Его существа или Его деяний.
И человеческий язык не вполне адекватен самой Истине, да и исчерпать ее он
не может. Следовательно, Писание и церковный магистериум не могут считаться
единственными "источниками" богословия. Православное богословие не может,
разумеется, отказаться от непрестанной поверки себя на соответствие с ними,
но истинный богослов волен выражать свою собственную непосредственную
встречу с Истиной. Такого аутентичного послания наиболее определенно
придерживалась византийская "мистическая" традиция Максима Исповедника,
Симеона Нового Богослова и Григория Паламы.

4. Богословие, положительное и отрицательное

Византийское богословие в целом, и особенно его "опытный" характер, можно
понять совершенно неверно, если забыть о другом полюсе, на который оно